– Полагаю, короля на самом деле нельзя винить, – заметила Мария. – Королева такая набожная и добродетельная, да и выглядит старой, обрюзгшей, – едва ли у нее соблазнительная фигура.

С этим не поспоришь, хотя Анна и чувствовала, что, соглашаясь, предает королеву, ведь Екатерина была к ней добра. Но в королеве больше не осталось ни радости жизни, ни сексуальной привлекательности. Анна знала, что обладает и тем и другим и должна выглядеть соблазнительной для короля на фоне строгого благочестия и сурового достоинства его супруги.

– Ну что ж, он может поискать кого-нибудь другого, кем соблазниться, – сказала она. – Я намерена с этим покончить.

Однако все оказалось гораздо сложнее, чем она думала.

Однажды весенним вечером Генрих пригласил Анну прогуляться по его личному саду, куда допускались только привилегированные лица. Это был маленький рай на земле: человек приручил природу и превратил ее буйство в аккуратные, огороженные бордюрами цветочные клумбы и посыпанные гравием дорожки. Король провел свою гостью в маленький изящный банкетный домик. Здесь на столе лежали четыре золотые броши. Генрих вручил их Анне так, будто это были приношения божеству. Она в смятении опустила глаза на прекрасные, покоившиеся в бархатных гнездышках украшения: одна брошка изображала Венеру и Купидона, вторая – женщину, державшую в руке сердце, третья – джентльмена, прислонившегося к женским коленям, и четвертая – женщину с короной в руках.

Значение первых трех было понятно, а вот последняя, с короной, озадачила.

Генрих увидел, что Анна вертит последнюю брошку в руке.

– Она символизирует отчужденность или девственность, – пояснил он, – что я считаю очень уместным. И еще вас, держащую в руках любовь короля. Вам они нравятся? – От нетерпения Генрих вел себя почти как мальчишка.

– Они прекрасны, сир, но я их недостойна.

– Ерунда! Хотя совершенством их может превзойти только ваша красота, они подчеркнут ее. Для меня, запомните это, вы не нуждаетесь в украшениях, но мне будет приятно, если вы станете носить эти знаки моей любви.

– Тогда мне придется носить их в уединении, иначе люди начнут интересоваться, как я получила столь дорогие украшения.

– И пусть! – воскликнул король.

– Но я не смею. Я не уверена, что мне стоит даже принимать их, хотя и осознаю, как велика щедрость вашей милости.

– Но вы должны, Анна! Я заказал их специально для вас. Прошу вас, носите их наедине, если считаете это необходимым, и думайте обо мне.

Анна про себя вздохнула. Его не переубедишь.

– Очень хорошо, – сказала она. – Благодарю вас.

– А вы дадите мне что-нибудь взамен? Я молю всего лишь о маленьком амулете.

Как могла она отвергнуть его просьбу, видя, какую щедрость он проявил? Анна сняла с пальца и отдала ему кольцо. Это была сущая безделица, ничего не стоящая, но король благоговейно поцеловал его и надел на первую фалангу своего мизинца.

– Я прикажу, чтобы его увеличили. – Он прямо лучился от счастья.

Генрих носил это кольцо постоянно, но Анна никогда не надевала подаренные им броши. Для нее они символизировали нечто низкое, непристойное: стоимость ее тела и ее целомудрия. Она надеялась, что Генрих, не видя на ней своих подарков, поймет это послание.

Лето разгоралось во всем своем золотом великолепии, а Анне так и не удалось отказать королю. Чем более уклончиво она себя вела, тем более страстными становились его домогательства. Король старался проявлять сдержанность, но, если он будет и дальше носить на рукаве сердце, скоро весь свет обратит на это внимание. Все их свидания происходили урывками и тайком, часто под покровом темноты. Анна не могла даже взять с собой служанку, но она начала доверять Генриху. Он всегда был просителем и никогда – победителем.

– Будьте моей! – снова попросил Генрих, заключив Анну в объятия. Он вызвал ее на королевскую площадку для игры в кегли, которая в это позднее время была пуста. – Я хочу держать вас в руках и любить…

– Я не могу любить вас! Не только ради соблюдения чести, но и из-за глубокого почтения к королеве. Как могу я причинить боль такой добродетельной правительнице?! Я каждый день провожу в страхе, что она узнает о… – Анна не стала произносить слово «нас». Это намекало бы на некое согласие между ними.

– Она не узнает, – поспешил заверить король. – Я буду вести себя крайне осторожно.

– Нет! – вскрикнула Анна, напугав приютившихся на ветвях соседнего дерева птиц.

Она не хотела продолжать эти тайные, завуалированные отношения. Ей хотелось чистой любви, о которой она могла бы гордо возвестить всему миру.

– Прошу вас! – Рука Генриха украдкой обвила ее талию, горячее дыхание било в ухо. – Все станет по-другому. Я буду любить и почитать вас. Нет пределов тому, что я сделаю для вас. Вы получить все, что захотите: деньги, дома, драгоценности, если согласитесь стать моей возлюбленной.

Анна стряхнула с себя его руку и пошла прочь:

– Таково ваше представление об осторожности? Ваше величество, вы наверняка шутите или пытаетесь испытать меня? Чтобы не утруждать вас необходимостью задавать мне тот же вопрос вновь, умоляю ваше величество, как нельзя более искренно, прекратить это, принять мой отказ и не обижаться на меня. Я боюсь за свою душу. Лучше потерять жизнь, чем честь, которая будет величайшей и наилучшей частью приданого, которое я принесу своему мужу.

Генрих смотрел так, будто получил пощечину.

– Что ж, госпожа Анна, – наконец сказал он, – мне остается только жить надеждой.

Анна обозлилась:

– Я не понимаю, могущественнейший король, какую надежду вы можете питать. Вашей женой я быть не могу: во-первых, потому, что недостойна, а во-вторых, потому, что у вас уже есть королева. Вашей любовницей я не стану! А теперь, сир, молю вас, позвольте мне вернуться к своим обязанностям.

– Анна! – простонал Генрих. – Не поступайте со мной так. Я страдаю!

Он был как одержимый – нет, он и был одержимым. Отказ Анны спать с ним, казалось, сделал ее неизмеримо более желанной.

– К чему эти постоянные отговорки? – жалобно спросил Генрих, когда однажды вечером они стояли у реки в Гринвиче в тени часовни. – Я не стану заставлять вас делать что-либо против воли, дорогая, как бы я ни хотел вас. Но если вы согласитесь быть моей госпожой и позволите мне стать вашим избранником, оставив всех остальных, тогда я буду уважать ваше целомудрие и покорно подчинюсь вам.

Раньше Анна не могла представить себе, чтобы Генрих Тюдор делал что-либо покорно, но он удивил ее. Он был как щенок, жаждущий хоть капли внимания.

А потом ее осенило. Почему нет? Она знала, что ее чувство к Генриху становится теплее просто оттого, что она ближе знакомилась с ним и он ее обожал. Она понимала, что многое в нем может нравиться, и у них находилось немало общих интересов: музыка, искусство, поэзия, спорт и занимательные беседы. Все