Генеральный прокурор и Кромвель встали.
– Признайтесь! Обвинения доказаны! – прорычал сэр Кристофер.
– Я опровергаю их все! – твердо заявила Анна.
Слово взял Кромвель.
– Было ли заключено устное соглашение между вами и Норрисом, что вы поженитесь после смерти короля, на которую вы надеялись?
– Нет, не было.
Взглядом Анна его не удостоила.
– Вы танцевали в своей опочивальне с джентльменами из личных покоев короля?
– Я танцевала с ними в своей гостиной, и при этом всегда присутствовали мои дамы.
– Вас видели целующейся с вашим братом, лордом Рочфордом.
– Милорды, я протестую! – выкрикнула Анна. – У кого из вас есть жена, сестра или дочь, которая не целует иногда своего брата?
Кромвель пропустил это мимо ушей:
– Вы не можете отрицать, что в письме к брату сообщали о своей беременности?
– А почему бы мне не написать ему? Я сообщила об этом всей семье. С каких пор это стало преступлением?
– Некоторые могут посчитать это доказательством того, что ваш брат является отцом вашего ребенка.
Анна ответила на это заявление презрительным молчанием, которого оно заслуживало, и лишь изумленно выгнула брови.
Атаку возобновил сэр Кристофер:
– Вы с вашим братом смеялись над костюмом короля и его стихами.
Эти слова Анна тоже гордо оставила без ответа. Ее обвинители действительно рыли носом землю в поисках всякой дряни.
– Вы разными способами демонстрировали, что не любите короля и устали от него. Милорды, разве это не поразительное поведение со стороны женщины, которой король оказал честь, женившись на ней?
Лорды мудро закивали.
– Я люблю милорда короля, как мне велит честь и душевная склонность, – громко выразила протест Анна. – Я всю жизнь блюла свою добродетель, как полагается королеве. Все это дело, состряпанное против меня, – сплошная ложь и клевета!
Заявление возбудило ропот среди зрителей, и Анна почувствовала: многие из них выражают сомнения в обоснованности обвинений. Некоторые смотрели на Анну и одобрительно кивали.
– Но ваши любовники признались.
– Четверо из них заявили о своей невиновности, – напомнила Анна судьям. – Остается только несчастный Смитон. Одного свидетеля недостаточно для обвинения человека в государственной измене.
– В вашем случае достаточно, – возразил Кромвель. – Кроме того, у нас есть письменные показания свидетелей. Пусть их зачитают.
Ничего нового к делу Короны они не добавили, но Анну глубоко задели упоминания о том, что леди Уорчестер дала показания о ее мнимых отношениях с Джорджем и Смитоном, а леди Уингфилд по секрету сообщала своей приятельнице, что королева – распутная женщина.
– Но леди Уингфилд умерла, – возразила Анна, – так что ее слова могли быть переданы только через третьих лиц, и я полагаю, их нельзя принимать в качестве свидетельских показаний. Повторяю, все, что вы приписываете мне, неправда. Я не совершила никаких проступков.
Генеральный прокурор смотрел на нее так, будто она изъяснялась на иностранном языке.
– За сим рассмотрение дела Короны завершено, – провозгласил он. – Милорды, нужно ли вам время, чтобы вынести вердикт?
Лорды кивнули в знак согласия и начали переговариваться друг с другом. Едва способная вынести напряжение момента, Анна следила за тем, как несколько пэров перешли на другую сторону зала, чтобы обменяться мнениями со своими визави. Она вглядывалась в их лица, пытаясь определить, что у них на уме, но прийти к какому-либо заключению было невозможно. Своих намерений пэры ничем не выдавали. Во рту у Анны пересохло, ладони стали липкими. Ей хотелось только одного: чтобы это испытание завершилось.
Наконец Саффолк подал знак сэру Кристоферу Хейлзу.
– Милорд Суррей, призываю вас первым произнести свой вердикт, – произнес генеральный прокурор.
– Виновна! – заявил Суррей.
– Милорд Саффолк?
– Виновна!
– Милорд Уорчестер?
– Виновна!
– Милорд Нортумберленд?
Гарри Перси встал. Лицо его было мертвенно-бледным, но голос не дрогнул.
– Виновна!
А потом – чего еще она ожидала? – один за другим бароны и графы поднимались со своих мест и повторяли одно и то же, пока сэр Кристофер не подошел к отцу Анны, который выглядел совершенно убитым.
– Милорд Уилтшир?
Отец медленно поднялся на ноги. Ему было никак не раскрыть рот.
– Милорд?
– Виновна! – буркнул тот.
Его заставили. Анна понимала и одновременно ужасалась, что отец вынес ей смертный приговор: купил себе безопасность, предав собственных детей. Это казалось страшнее той жестокой участи, которая ждала ее саму. Но все же отец должен был подумать о матери. Он спасал осколки своей жизни, хотя ему придется жить под грузом совершенного предательства.
Сэр Кристофер Хейлз строго посмотрел на Анну:
– Узница, встаньте у барьера, чтобы выслушать решение суда.
Анна встала. Все казалось ей нереальным. По рядам заполненных публикой скамей волной прокатился возбужденный гул голосов, но она едва слышала его.
Саффолк подошел к барьеру и обратился к Анне:
– Мадам, вы должны передать корону в наши руки.
Анне стало ясно, что ее ждет самое худшее. Она взяла корону и протянула Саффолку, понимая, что это символический акт, которым она лишает себя атрибутов своего высокого статуса. Властью она больше не обладала.
– Я не виновна в преступлениях против его милости, – заявила Анна, но Саффолк никак на это не отреагировал.
– От имени короля я лишаю вас титула леди маркизы, – провозгласил он.
– Я охотно уступаю его господину моему супругу, который даровал мне его, – отозвалась Анна, отмечая, что королевский титул не был упомянут.
Этого они не могли у нее отнять, по крайней мере сейчас. Он принадлежал ей, согласно Акту о престолонаследии, который объявлял ее королевой по закону, а не только по праву брачного союза с королем.
Наступила тишина. Сидевший в кресле Норфолк выпрямил спину. Анну поразило, что по его щекам текли слезы. Несомненно, они были вызваны не сожалением об участи племянницы, а скорее скорбью по потерянной семейной чести и утраченному статусу. Кроме того, этот скандал ставил под угрозу его собственную карьеру.
Норфолк сосредоточил на Анне неумолимо суровый взгляд:
– Так как вы оскорбили нашего суверена его милость короля, изменив ему, закон этого королевства гласит, что вы достойны смерти. И приговор вам такой: вы будете сожжены у столба здесь, на Тауэр-Грин, или же вам отрубят голову. Это зависит от желания короля.
С дальнего ряда трибун раздался крик, и Анна краем глаза увидела насмерть перепуганную миссис Орчард. Судьи возмущенно перешептывались, явно недовольные таким приговором.
– Должно быть либо то, либо другое, – услышала Анна чьи-то слова. – Это несправедливо по отношению к осужденной.
Норфолк гневно взглянул на говорившего, но в этот момент завалился набок в своем кресле Гарри Перси. Очевидно, упал в обморок. Сидевшие рядом лорды сделали движение, чтобы помочь, потом подбежали распорядители и вынесли страдальца из зала. Видно, слишком уж тяжким бременем оказалось для него осознание, что он обрек на смерть женщину, которую в юности очень любил.
Теперь все ждали ответного слова Анны. Она была спокойна. Сопоставить весь этот ужас со своей
