Это дело рук Кромвеля, Анна была уверена. Разве не обещал он сделать Генриха богатейшим из английских монархов? Но хорошо ли он все продумал? Неужели нельзя придумать что-то другое?
– Не сомневаюсь, что ваша милость сделает все как нельзя лучше, – сказала Анна, решив посмотреть, что из всего этого проистечет, и попытаться найти компромиссное решение.
В ту ночь Генрих остался с ней. Он быстро получил свое удовольствие и как раз надевал ночную рубашку, чтобы вернуться к себе, но тут Анна поймала его за руку и спросила:
– Как вы думаете, Франциск согласится на брак Елизаветы?
Анна надеялась, что Генрих не заметит, какие большие надежды она возлагает на это.
Он вздохнул и высвободил руку:
– Не знаю, Анна. Франциск стал таким добрым сыном Церкви: уничтожает ереси и свободомыслие. Он может воспротивиться женитьбе своего сына на дочери той, чей брак так часто ставился под сомнение.
Сердце Анны пронзили ледяные осколки. И это Генрих, столь ревностно добивавшийся признания ее истинной королевой, говорит теперь такие слова! Неужели он уже и сам сомневается? А не собирается ли он развестись?
Лежа одна в постели, Анна говорила себе: даже если Генрих жалеет, что женился на ней, все равно она в безопасности, потому как сторонники Екатерины любой признак близящегося разрыва короля с супругой восприняли бы как признание того, что он с самого начала ошибался, и как повод начать подталкивать его к воссоединению с бывшей женой. А этого они не дождутся, Анна была уверена.
Только в конце февраля Пальмедес Гонтье, секретарь адмирала Франции, попросил аудиенции у короля и королевы.
– Это, должно быть, по поводу брака Елизаветы! – воскликнула Анна.
– Если он попросил, чтобы вы тоже присутствовали, наверное, да, – улыбнулся Генрих. – Принято советоваться с королевой, когда речь идет о поиске супруга для ее дочери.
Анна сидела рядом с Генрихом на помосте в заполненном людьми приемном зале и улыбалась приближающемуся Гонтье. Он поклонился и передал ей письмо адмирала. Анна начала жадно читать, но настроение ухудшалось по мере того, как становилось ясно, что в этом послании не содержится ни единого слова о помолвке Елизаветы.
Генрих взял письмо, прочел, потом хмуро посмотрел на Анну, будто она была во всем виновата:
– Прошу меня извинить, но я должен проконсультироваться со своим советом.
И, оставив Анну в обществе Гонтье, отошел.
Она попросила Гонтье подойти ближе. Нужно было что-то сказать. Со стороны Франциска проигнорировать сделанное предложение – это равносильно грубости.
Анна сознавала, что лорды и придворные внимательно за ней наблюдают, некоторые с плохо скрываемой враждебностью. Когда посол подошел ближе, она понизила голос:
– Скажите вашему господину, сэр, что столь долгая отсрочка с ответом на предложение о браке возбудила в короле, моем супруге, множество странных мыслей, которые необходимо срочно развеять. Я надеюсь, что король, брат мой, не желает свести меня с ума неведением, к чему я уже близка, и поставить меня в еще более трудное положение, чем то, в котором я нахожусь с момента замужества.
Гонтье вздрогнул, очевидно, смущенный ее несдержанностью. Анна понимала, что непростительным образом нарушает дипломатический этикет, но ей было все равно. Она боролась за будущее дочери и свое собственное.
– Прошу вас, поговорите с адмиралом от моего имени, – молила Анна. – Я не могу говорить с вами так обстоятельно, как мне хотелось бы, – здесь неподходящее место; и за мной следит множество глаз. Я не могу написать, не могу встретиться с вами еще раз и не могу больше вести эту беседу.
Анна встала – секретарь смотрел на нее с изумлением – и присоединилась к Генриху, который взял супругу за руку и вывел из зала.
– Я сказала ему, что мы с нетерпением ждем согласия на брак, – беззаботным тоном прочирикала она.
Уже несколько дней всегда бывшая настороже Анна видела, что Джоан Эшли ходит с унылым лицом.
– Думаю или, скорее, надеюсь, что король от нее устал, – сказала Анна Мадж Шелтон.
Вместе с Мэри Говард и Маргарет Дуглас они просматривали стихи, которые Мадж и ее подруги собрали в своих альбомах.
– Так и есть, – откликнулась Мадж. – Сегодня утром она из-за этого плакала.
– Он всегда был переменчив! – Анна горько усмехнулась. – Знаешь, Мадж, я уже перестала ждать от него верности. Мне невыносима заносчивость этой маленькой сучки.
– Она больше не задирает нос, – заметила Мадж.
– Вам повезло, что у вас такой поклонник, как Норрис, – сказала Маргарет. – Он хороший человек. И не склонен к изменам.
Анна обомлела. Норрис ухаживает за Мадж? Быть этого не могло! Он любил ЕЕ, она это знала. Но она для Норриса запретный плод… а он мужчина со своими мужскими потребностями. Следует радоваться, что сэр Генри ищет счастья на стороне. Тем не менее эта мысль не утолила боль от полученной раны.
Мадж с любопытством поглядывала на Анну. Взгляды их скрестились.
– Он не может быть верен мне, – прошептала Мадж. – Потому что любит другую.
Если она догадалась, то и другие тоже могли!
– Чепуха! – Маргарет улыбнулась Мадж. – Он говорил мне о своих надеждах на брак с вами.
– Ну и напрасно он надеется, – заявила Мадж. – Если король должен иметь даму сердца, то вашей милости нужно поставить на его пути такую, которая любит свою госпожу и завоюет для нее его симпатию. – Глаза их снова встретились.
– Вы делаете предложение? – после долгой паузы спросила Анна.
– У меня уже были любовники. – Мадж пожала плечами. – Под одеялом даже король такой же, как другие мужчины.
– Вы сделаете это для меня? – спросила Анна, глубоко тронутая.
– Конечно сделаю. Ведь вы мне родная. Мы все многим вам обязаны.
– Вы уверены, что хотите это сделать? – уточнила Анна. – Это рискованно.
– Беременность можно предотвратить, – рассмеялась Мадж. – Женщина должна испытывать удовольствие, чтобы зачать. Я буду думать о чем-нибудь печальном, если у меня начнет кружиться голова!
Какой причудливый замысел – соблазнить собственного мужа. До чего же она докатилась! Но если Мадж удастся убедить короля лучше обходиться с супругой, затея может оказаться стоящей.
– Сработало! – шепнула Мадж Анне через два дня по пути на мессу.
Анна не знала, что и чувствовать: радоваться или ревновать. Она должна была испытывать благодарность к Мадж, но не могла отделаться от ощущения обиды. Генрих, вероятно, пытался добиться благосклонности ее кузины. Анна его больше не заботила.
Однако еще через два дня Мадж впала в уныние:
– Его не интересуют разговоры, а когда я упомянула вас, он сказал, что у нас есть более приятные занятия.
Неделей позже все было кончено.
– Не знаю, как вы терпели
