Главный зал освещала тысяча свечей, посуда на буфетах сверкала. Во время банкета адмирал, образованный и довольно красивый аристократ, вежливо слушал рассуждения Анны. Он ничего не отрицал. Видя, что уговорами большего не добиться, Анна спросила, встречался ли он с Леонардо да Винчи, и тот ответил утвердительно, добавив, что любимый портрет старого мастера «Мона Лиза» теперь висит в купальне короля Франциска.
Анна предавалась воспоминаниям о своей жизни при французском дворе и наблюдала за танцующими, когда к ним присоединился Генрих.
– Милорд адмирал, я собираюсь привести вашего секретаря и познакомить его с королевой, – сказал он.
Анна смотрела вслед королю, который, виляя, пробирался мимо кружащихся пар, и вдруг увидела, как Генрих остановился и поклонился какой-то даме. Это была Джоан Эшли! Через мгновение они уже танцевали. Пораженная этим зрелищем, Анна громко рассмеялась.
Адмирал обиделся:
– Мадам, вы смеетесь надо мной?
Анна быстро покачала головой, указала рукой туда, где находился король, и пояснила:
– Он пошел за вашим секретарем, но натолкнулся на даму, и та заставила его совершенно позабыть, куда и зачем он шел!
Она снова засмеялась, но глаза ее наполнились слезами. Адмирал смущенно отвернулся.
Мария прозябала в деревне уже три месяца. Джордж узнал, что они с Уильямом уехали жить к Стаффордам.
– Я все еще зла на нее, – призналась брату Анна. – Пусть лучше здесь не появляется!
Но тут пришел Кромвель и показал Анне письмо Марии, в котором та молила о заступничестве. Анна прочла послание сестры, потом с отвращением сунула его назад в руки Кромвелю и резко бросила:
– Так она ничего не добьется! Никогда не слышала, чтобы проситель высказывался в столь заносчивом тоне, не выражая ни малейшего раскаяния. С чего она решила, будто ее тяжелое положение заслуживает большего сочувствия, чем несчастья других людей? Мастер Кромвель, она слишком многого требует от вас. Если она действительно рассчитывает на примирение со мной, то использует для этого неподходящий способ.
Анна не призналась, как сильно уязвили ее слова Марии: «Конечно, я могла бы связать свою судьбу с человеком более высокого по рождению статуса, но уверяю тебя, мне не найти другого, который бы так меня любил. Я скорее стала бы просить подаяние вместе с ним, чем стала бы венчанной на царство королевой». Насмешка задевала слишком глубокие чувства, обнажала ревность Марии и выявляла горькую иронию сложившейся ситуации.
– Никогда впредь не приму ее при дворе, – сказала Анна Кромвелю. – Бесполезно просить за нее.
– Я и не собирался этого делать, мадам, – ответил тот. – Письмо пропитано ядом, я это почувствовал. Посоветую леди Стаффорд отправляться с мужем в Кале и оставаться там.
Приближалось Рождество. Анна и ее дамы шили одежду для бедняков, когда вдруг появился Генрих. Вид у него был необычайно серьезный.
– Можете идти, – сказал он, и дамы поспешили удалиться.
Король сел в кресло напротив Анны, потом встал и, подойдя к камину с той стороны, где было кресло супруги, присел на корточки и взял ее за руки. Анну так поразил этот жест, что, когда Генрих замешкался, будто подбирая слова для начала разговора, она решила: сейчас он скажет, что между ними все кончено. Именно так случилось с Екатериной.
– Я знаю, вы очень дорожили Маленькой Почему, – наконец произнес он. – Анна, мне больно это говорить, но час назад она выпала из окна. Спасти ее было невозможно.
– О нет! – воскликнула безутешная Анна.
Генрих замялся, потом положил руки ей на плечи, и, несмотря на печаль по поводу ужасной кончины бедной Маленькой Почему, было приятно чувствовать его близость и доброту после столь долгого охлаждения. Бесценный момент, когда Анна ощутила себя в безопасности.
– Никто не смел сообщить вам, – произнес Генрих ей в волосы. – Моя милая племянница Маргарита пришла и спросила, не возьму ли я это на себя. Мне очень жаль. Все произошло так внезапно.
Король отстранился. Анна поискала глазами его взгляд, но прочла в нем только сожаление.
Рождество прошло ужасно. При дворе был Гарри Перси и, когда Анна встретилась с ним лицом к лицу в галерее, бросил на нее презрительный взгляд и прошел мимо, даже не дав себе труда поклониться. Анна почувствовала, будто ей дали пощечину.
– Не унывайте, племянница! – журил ее за обедом дядя Норфолк. – С таким кислым лицом вы не заманите короля в свою постель!
– Подите и сами кого-нибудь заманите в свою! – не дала ему спуску Анна.
Все замерли. Потом Норфолк поднялся, бросил на стол салфетку и направился к выходу.
– Понимаю, почему вас называют великой блудницей! – прошипел он, оказавшись у дверей.
В этот самый момент явился король. Норфолк едва не столкнулся с ним. Генрих посмотрел на герцога, потом на Анну. Она ждала, что сейчас он взъярится и изругает дядюшку за то, что тот так грубо с ней разговаривал, – он должен был слышать слова Норфолка, – однако король ничего не сказал и, без сомнения решив, что любовница будет для него более подходящей компанией, удалился. Анна была близка к отчаянию. Один раз он пропустил мимо ушей нанесенное супруге жестокое оскорбление, но больше такого допускать нельзя.
Глава 24. 1535 год
Однажды вечером в конце января Генрих пришел к Анне ужинать. Казалось, он был настроен на примирение.
– Это вас порадует, – заговорил король. – Я назначил Кромвеля главным викарием с правом осмотра всех религиозных сооружений в королевстве. Как и вы, я озабочен искоренением злоупотреблений в моей Церкви, но поступает много сообщений о разных нарушениях в монастырях. Более того, Кромвель говорит, что некоторые мелкие обители не имеют средств на содержание.
Анна воспряла духом:
– Вы реформируете монастыри?
– Я хочу оценить их богатства и выявить недостатки в деятельности.
– Вы закроете те, что слишком бедны или пользуются дурной славой?
Генрих поколебался. Налил себе вина и сделал большой глоток.
– Я намерен со временем закрыть их все.
– Все? – Такого Анна не ожидала.
– Тут нет ничего нового, Анна. Генрих Пятый сделал это сотню лет назад. Уолси закрыл несколько самых незначительных или разложившихся обителей. Вы знаете, что за последнее столетие в Англии появились только два новых монастыря?
– Но монастыри помогают бедным. Они заботятся о больных…
– Это рассадники папства! – перебил Генрих. – Оплоты смуты и предательства. Они жиреют на богатствах, которые должны принадлежать мне как главе Церкви. И это даст средства на поддержку моих реформ – реформ, которых желали вы, Анна. Я могу продать монастырские земли тем, кто поддерживал меня в противостоянии с Римом, а остальное пойдет на пополнение казны. Она почти пуста.
Анна это знала. Генрих растратил богатства своего отца на развлечения и бесполезные войны.
Во многих отношениях Анна одобряла планы короля и его намерение уничтожить папство.
