Рауль описал многообразные обязанности рекламного агента Марса. Руководителем пресс-бюро МИД, которому Рауль пытался быть верным несмотря на многочисленные препятствия, был похожий на гнома маленький человечек с бледной кожей и почти лысый. Он смущался, когда пытался понять американский язык, но на самом деле не мог. Поэтому он закрылся в маленькой комнате с тщательно закрытыми шторами, носил темные очки даже в этом мраке, и оставил полностью общение с иностранными журналистами своим подчиненным. Одной из них была очаровательная дама, которую Ланни встретил в Мадриде во время своего первого визита. "Констанция де-ла-Мора. Вы помните, как купили кое-что в её маленьком магазине". — Рауль громко хвалил эту испанскую аристократку, внучку бывшего премьера, порвавшую со своими старыми связями и связавшую свою судьбу с народом. Ее муж сделал то же самое, и теперь он командующий ВВС лоялистов.

Они поднялись в горы, с которых большая часть лесов была сведена много веков назад, оставив землю бесплодной, а население малочисленным. Темнота упала на них, и слабые лучи фар их маленького автомобиля освещали склоны холмов из красной глины и изредка попадавшиеся у дороги крестьянские избы. Они достигли Лериду вскоре после полуночи, и разбудив сонного клерка Палас отеля, обнаружили, что им могут предоставить только одну комнату и одну кровать. Утром им подали апельсиновый сок, кофе и яичницу-болтунью с помидорами. Они купили хлеба и фруктов. Чем ближе к фронту, тем дефицитнее будет еда.

По знакомой дороге на Сарагосу они встретили те знаки войны, которые Ланни так хорошо знал. Дорога была разбитой и ухабистой, а пыль от транспорта создавала красновато-серый туман вокруг них и впереди. Из этого тумана появлялись грузовики с ранеными, идущими назад, и медленные крестьянские подводы, спасающие семьи и их имущество от уничтожения. Очень маленькие дети и старики ехали, а остальные шли пешком сбоку. Мужчины носили короткие черные брюки и сандалии из пеньки, а женщины носили выношенные платья, неизменно черные. Печаль окутывала их, старых и молодых, но у них было терпеливое достоинство, характеризующее испанский народ, привыкший в течение многих столетий к любым страданиям.

Документы Рауля были в порядке, и американский гость был встречен со старомодной учтивостью на сторожевых постах по пути. Путешественников всегда спрашивали, как происходило сражение двухнедельной давности. Чем ближе к войне, тем меньше знаешь о том, что происходит. Лучше оставаться дома и слушать радио! Грохот пушек становился все громче, но нельзя было понять, кто стрелял и куда попал.

Бензин, в противном случае недостижимый, был приобретен в государственных хранилищах, и до полудня они достигли долины реки Эбро. Мост через реку был взорван, и они поехали вдоль берега по дороге, изрытой воронками от снарядов. Встречались тут и там сгоревших остовы легковых и грузовых автомобилей. Стоял тошнотворный сладкий запах, от которого было трудно дышать. Рекламному агенту Марса пришлось объяснять: "Они могут похоронить человеческие тела, но не лошадей и мулов".

Когда они приблизились к месту назначения, Ланни извинился: "У меня есть сообщение для капитана, которое я обязался не раскрывать кому-либо еще". Его друг ответил быстро: "Я предпочитаю не знать ничего, что меня не касается. Если произойдет утечка, то чем меньше человек придется подозревать, тем лучше". Он сказал, что найдёт солдат, с которыми можно будет поговорить не только о боевых действиях, но и ходе образования взрослых в окопах. Это было хобби Рауля, о котором он был готов говорить без конца. Правительственная программа была призвана научить каждого солдата читать и писать, и ничто другое не могло примирить пацифиста и идеалиста с ужасами гражданской войны. "Даже если фашисты победят", — сказал он, — "этого они никогда не смогут отменить".

Свидание с капитаном Герцогом было назначено в гостинице под названием El Toro Rojo. Рауль не знал точно, где она находится, и они остановились, чтобы узнать дорогу. По-видимому, они ошиблись и заблудились, но, наконец, подъехали к месту по песчаной дорожке, на которой автомобиль забуксовал, пока испанский чиновник не выскочил и не подтолкнул сзади. Качающаяся вывеска со свирепым красным быком показала им, как показывала и тысячам другим на протяжении веков, что они приехали туда, куда надо. Здание было настолько старым, что провисло в середине. Но там был внутренний двор с двухэтажной галереей вокруг и резными фигурками, которые Ланни был бы рад изучить, если бы война не была так близко.

Капитан ждал их, плотный, бритый пруссак. Таких Ланни привык видеть в коричневой рубашке с блестящим черным поясом и свастикой на рукаве. Но этот был бунтарем, трудящимся и моряком, который занимался самообразованием и стал активистом социал-демократической партии. Он знал войну в действии, и из-за силы его характера был выбран в качестве лидера немцами всех вероисповеданий и партий, которые составляли бригаду Тельмана. Капитан был одет в сильно поношенную рубашку цвета хаки и брюки, заправленные в сапоги, с эмблемой своего ранга на рукаве. Его лицо выглядело утомлённым, и Ланни догадался, что он вернулся с фронта не более чем несколько часов назад.

Рауль остался у машины, так что не было никаких представлений. Товарищ Монк, так знал Ланни имя немца. Его первые слова были теми же, что он сказал при их первой встрече: "Wir sprechen besser Deutsch". Когда Ланни согласился, он сказал: "Bitte, kommen Sie mit," и вывел его из двора и повёл на склон холма. Они уселись под пробковым дубом свободным от подлеска и имеющий обзор во всех направлениях. "Кусты могут иметь уши", — заявил Монк.

Ланни был в том же деловом настроении. Он не стал комментировать треск и грохот выстрелов и даже не спросил: "Как идёт сражение?" Было достаточно, что противник отбит. "Труди пропала в Париже," — объявил он.

— Ach Gott, die Arme! Как давно?

— Около трех недель. Она заставила меня пообещать, чтобы я бы подождал некоторое время предпринимать какие-либо действия, если она исчезнет. Тогда я попытался войти в контакт с человеком, чье имя она дала мне, кларнетист, профессор Адлер.

— Я знаю его, настоящий товарищ.

— Я писал ему дважды, назначая встречу, но он так и не показался.

— Должно быть, фашистские дьяволы схватили его также.

— Этого я и боялся. Труди не дала мне никакого другого имени, и вы единственный человек, которого я знаю, кто мог бы связать меня с подпольем.

"Я об этом догадался, как только услышал, что вы приехали", — ответил немец.

"Существует кое-что, что я должен объяснить сразу", — продолжал Ланни; — "Это довольно неудобно для меня. Труди всегда настаивала на том, что я представляю особую ценность для движения, потому что я в состоянии получать большие суммы денег. Другие