— Мир такой, какой он есть, герр Бэдд, она права, и это не подлежит сомнению.

— Она заставила меня пообещать, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не буду предпринимать какие-либо действия, которые могли бы раскрыть мою связь с подпольем, и сделать невозможным для меня продолжать делать то, что я делал для нее и нескольких других доверенных друзей. Это ставит человека в неудобное положение видеть, как другие люди рискуют своей жизнью, в то время как он живет в комфорте и безопасности.

"Вы можете оставить свою совесть в покое", — заявил капитан. — "Из того, что Труди сказала мне, я бы назвал вас в качестве одного из лиц, незаменимых для нашего движения. Вы должны ни при каких обстоятельствах позволить себе нарушить свое обещание".

Ланни заявил: "Вы лучше поймете, как это решение трудно для меня, когда я скажу вам, что в течение почти года Труди была моей женой".

"Oh, wie schrecklich!" — воскликнул капитан. Затем, глядя в лицо посетителя: "Герр Бэдд, я вам глубоко сочувствую. Это страшная вещь, в любом случае, и её не опишешь словами, когда это касается того, кого мы любим. То время, в котором мы живем, не оставляет счастья никому из нас".

— Я знал, какой может быть ее судьба, товарищ Монк. Но так или иначе, нельзя к этому быть готовым.

— Она была великолепная девушка, одна из тех, кто должен быть во главе германского правительства, а не те монстры и безумцы, захватившие власть.

— Вы думаете, что нет никаких шансов, что она может быть живой?

— Живой? Да, вполне возможно. Но лучше мертвой.

— Я борюсь с собой днем и ночью. Я должен сделать что-то, чтобы спасти ее. Но что я могу сделать?

— Что можно сделать, за исключением того, чтобы воевать с фашистами здесь, прямо сейчас. Мы получаем удовлетворение, посылая их туда, где они не могут сделать никакого дальнейшего вреда. Наша война называется сдерживающими действиями. Чем дольше мы можем держать их здесь в Испании, тем больше времени мы даем остальной Европе понять, какая опасность ей грозит. И нацисты, и фашисты не ожидали этого, я вас уверяю, что это здорово нарушило их планы. Может быть, это позволит им узнать, что есть в душах свободных мужчин и женщин, и заставит их больше подумать прежде, чем напасть на следующее демократическое правительство. По крайней мере, это должно быть нашей надеждой.

Ланни понял, что он прибыл к месту утешения, если таковые существовали в мире. Шум, которым был наполнен этот воздух, исходил из гигантской мясорубки, измельчавшей нацистов. Здесь раса господ, имевшая такое самоназвание, столкнулась с единственными мерами, которые были рассчитаны на них, и единственным аргументом, который они понимали. Это были оружие и методы для избавления от гитлеризма. На них нужно было сконцентрировать свое внимание, забыв обо всем остальном.

"Вы должны понять, герр Бэдд", — продолжал капитан, — "В Испании больше года я наблюдал, как умирают люди. Люди, жившие по совести, ясного ума, многие из которых были или могли стать художниками, писателями, учеными, учителями, интеллектуалами всех мастей. Они не должны были приезжать сюда и умирать. Они могли бы жить вполне благополучно в другом месте. Я познакомился с ними и жил вместе с ними, но потом через доли секунды я вижу их лица, обезображенные выстрелом. Или куски их тел, оставшиеся после взрыва снаряда. Но я должен идти дальше и оставить их, враг там, и мое дело разобраться с ним. Таким образом, вы должны понять, что я привык к смерти, и мои собственные чувства тоже. И есть предел тому вниманию, которое я могу уделить любому одному человеку, независимо от того, насколько он достоин".

"Я прекрасно понимаю", — ответил Ланни. — "Это именно так, как чувствовала Труди, и пыталась заставить меня так же чувствовать. Но я слабак".

— Не стоит так думать. Труди рассказала мне много о вас, геноссе Бэдд, могу ли я вас так называть?

— Несомненно.

— Я вёл суровый образ жизни, но мне удалось услышать немного музыки и прочитать достаточно стихов и узнать, что в этом мире существуют потрясающие вещи, и оценить людей, сумевших жить в них и для них. Я понимаю, какие мучения вы должны испытывать, и сочувствую вам всем сердцем. Все, что я могу вам сказать, что судьба мира, не только Испании, и все будущее решается здесь, на этих жарких и пыльных холмах. И нам нужна помощь, которую вы можете дать нам. И мы нуждаемся в ней больше, чем в любой другой. Мы не можем воевать, если у нас нет оружия. А мы не можем получить оружие, если мы не сможем получить поддержку мирового общественного мнения, если не сможем объяснить, почему мы боремся не за себя, но и для тех, кто настолько слеп и равнодушен к их собственной безопасности.

— Но в этом нет почти ничего, что я могу сделать, геноссе Монк, я полон отчаяния из-за моего бессилия.

— Не будьте слишком строги к себе. Я знаю о документах, которые вы вывезли из Германии для Труди, и я знаю, что их каким-то образом удалось опубликовать, что произвело эффект. Кроме того, деньги, которые вы дали нам, превратились в сотни тысяч листовок, и, в результате, миллионы немцев знают то, о чем иначе они не смогли бы узнать. Все это когда-нибудь зачтётся. Я не знаю, когда и как именно, но мы должны сохранить нашу веру в человеческий дух, в общественное сознание. Я прошу вас не допустить, чтобы эта трагическая печаль ослабила вашу решимость и высушила источник средств для нашей подпольной работы.

— Поэтому я хочу остаться здесь и научиться драться, как вы. Это заставляет меня чувствовать себя трусом.

— Для того, чтобы быть трусом такого рода требуется мужество, геноссе Бэдд, и я прошу вас иметь этот вид мужества. Вы один на миллион, и вы должны сдержать обещание, которое дали вашей дальновидной жене.

"Я сделаю все возможное", — сказал несчастный человек. — "Но вы должны оказать мне помощь в получении новых контактов с движением".

— Вы, безусловно, получите эту помощь. Но это может занять некоторое время, потому что у меня здесь есть свои обязанности, и никто не может писать о таких вопросах из зоны военных действий. Я не знаю, как долго будет продолжаться эта битва, но когда она закончится, я подам заявление на отпуск, я заслужил его, потому что я был на своём посту постоянно более года. Я приеду в Париж, встречусь с вами и установлю необходимые контакты.

— Так все в порядке, до тех пор, пока всё идёт, как идет. Но есть