Другие капитаны последовали примеру Маунтбеттена, и этот цвет вполне мог бы стать официальным камуфляжем британских ВМС, если бы не чиновники из отдела маскировки Адмиралтейства. Они начали тотальную проверку всех возможных видов маскирующей окраски. Вскоре официальным камуфляжем флота Его Величества стал приглушенный сине-стальной на основе раскраски времен Первой мировой.
Неизвестно, тестировало ли Адмиралтейство маунтбеттеновский розовый; нет записей и о том, как моряки относились к постоянно менявшемуся камуфляжу своих судов. Однако мы точно знаем, что как раз к тому времени, когда маунтбеттеновский розовый был вытеснен с флота в 1942 году, многие убедились в его эффективности. Одна из сохранившихся историй неоспоримо свидетельствует о превосходном качестве маскировки, которой обеспечивала эта окраска. В последние месяцы 1941 года легкий крейсер «Корабль Ее Величества „Кения“», прозванный «Леди в розовом» за свой колер, попал под сильный огонь неподалеку от острова Вогсёй у берегов Норвегии. Несмотря на безостановочный обстрел из двух орудий, длившийся несколько минут, крейсер вышел из-под огня, получив только незначительный урон и не потеряв никого из команды. Этот бой доказал — по крайней мере, с точки зрения некоторых, — что ВМС Его Величества требовался именно такой камуфляж.
Пюс (цвет раздавленной блохи)
Предреволюционная Франция пестрела цветами с невероятно звучными названиями. Сочетание салатовых и белых полос, например, называлось «резвая пастушка». Другие популярные оттенки включали «нескромные ламентации», «высокую репутацию», «сдержанный вздох» и «химеры»[264]. Тогда, как и сейчас, следование последней моде обозначало статус, богатство и чувство стадной причастности к высшей касте — блистающим драгоценностями царедворцам французского королевского двора. В этой напыщенной — и пустой — суете цветом сезона стал пюс, или цвет раздавленной блохи.
К лету 1775 года 20-летняя Мария-Антуанетта уже год была королевой Франции, но ее правление нельзя было назвать ни удачным, ни счастливым. Весной волна бунтов из-за повышения цен на муку, названная «мучной войной», охватила страну, и королева-иностранка быстро превратилась в объект презрения и ненависти. Досужие сплетники рассказывали о ее увлечении азартными играми, костюмированных пасторалях в ее дворце Малый Трианон в Версале, размере ее гардероба, ломившегося от несказанно дорогих платьев и шляпок. Для голодающих подданных такое расточительство было чрезвычайно оскорбительным. Встревоженная известиями из Франции, мать молодой королевы, грозная императрица Австрии Мария-Терезия осыпала дочь предостережениями, укоряя ее в письмах за «экстравагантные наряды» и предупреждая, что та «катится в пропасть». «Королева, — писала она, — только принижает себя… подобным расточительством, особенно в такое тяжелое время»[265]. Но молодая королева пропускала все увещевания мимо ушей.
Ее муж, король Франции Людовик XVI, чувствуя, что увлечение жены нарядами становится опасно неуместным, был далек от восхищения, обнаружив ее как-то примеряющей новое люстриновое (сделанное из пышной шелковой тафты) платье странного цвета — где-то между коричневым, розовым и серым. Будь он в тот момент более галантным, он бы, вероятно, назвал этот цвет оттенком «увядшей розы», но тогда он ограничился сравнением этого цвета с couleur de puce — блошиным цветом[266].
Но если Людовик пытался такими словами пристыдить жену, его красноречие обернулось против него же. «На следующий день, — вспоминала баронесса д’Оберкирх, — все леди двора облачились в „пюс“: старый пюс, молодой пюс, ventre de puce [блошиное брюшко], dos de puce [блошиная спинка]»[267]. В письме своей дочери летом того года леди Спенсер писала, что пюс «стал униформой в Фонтенбло, единственным цветом, который можно было носить»[268].
Французская монархия пала через 17 лет, 10 августа 1792 года. Через несколько дней низложения королевская чета Бурбонов ощутила все превратности революции самым драматическим образом. Их новым обиталищем стали несколько грязных крохотных комнаток в Малой башне тюрьмы Тампль. Там им предстояло провести еще год под стражей в ожидании казни. Марию-Антуанетту, естественно, ограничили в размерах гардероба, так что ей пришлось обходиться совсем немногим. Ее туалеты должны были пережить нищету и запустение нового пристанища, а также постоянные стирки — кроме того, ее одежда должна была отражать ее статус пленницы и «убийцы людей». Список дозволенных ей вещей ограничился несколькими простыми белыми сорочками, вышитой кисейной юбкой, двумя пелеринами и тремя платьями: коричневого туаль-де-жуи (набивного хлопка с монохромным рисунком), простого прямого платья-«рубашки» со стоячим воротником цвета, известного как «парижская грязь», и платья из тафты блошиного цвета[269].
Фуксия
Фуксия — один из многих цветов, обязанных своим именем цветку[270]. И хотя цветы фуксии — характерного вида, состоящие из двух частей — в природе имеют множество различных «балетных» оттенков (включая белые, красные, розовые и пурпурные), имя досталось болезненно-яркому оттенку синевато-розового. Сегодня это не сочли бы какой-то особенной заслугой; фуксия стала третьим с конца цветом по популярности в Британии в 1998 году, а само имя — fuchsia — годами оставалось проклятием школяров на диктантах[271]. Однако история, стоящая за именем этого цветка, — это история истинной любви: любви к ботанике.
Гиппократ, родившийся около 460 года до н. э. на острове Кос, первым из известных нам людей проявил серьезный интерес к жизни растений. Его исследования лежали в области медицины: многие растения использовались для лечения различных недомоганий; были и те, с помощью которых эти недомогания вызывали, и хороший врач должен был знать их все. Еще один грек — Теофраст (ок. 371 — ок. 287 до н. э.) написал первый трактат о растениях; следующим был Плиний Старший (23–79 н. э.), чья «Естественная история» упоминает более 800 разновидностей флоры. Затем Ибн Сина (Авиценна), персидский философ, ученый и плодовитый автор — около 240 его трудов сохранились до наших дней, — родившийся около 980 года н. э.[272]. Но почти 700 лет спустя, когда Леонард Фукс, обучавшийся на доктора в Баварии, начал свои исследования растений, прогресс в этой области был совсем незначительным.
Для того чтобы исправить ситуацию, Фукс занялся изучением растений — в своем саду он высаживал все, что попадало ему в руки. В тот период
