И, представьте себе, я играла. Подчинилась «театральной дисциплине». Видов полетел один. В Малайзию я так и не попала…
При том, что я играла почти все главные роли в репертуаре, театр держал меня «в ежовых рукавицах». И даже когда мне «повысили зарплату» – с 75 рублей до 85, – была волна недовольства: зачем так быстро? «Незачем баловать молодую актрису»!
Возвращаясь к нашему разговору с Бобылёвым. Он выполнил своё обещание, и в театре о моём «интересном положении» никто не знал. Токсикоз прекратился, а животика не было видно – я поправлялась, но как-то… равномерно. И только тогда, когда пришла пора оформлять декретный отпуск, пузико наконец проявилось и стало расти «не по дням, а по часам».
Ровно через месяц после рождения Васеньки я пришла в театр и вошла в кабинет Бобылёва, чтобы сказать, что готова приступить к работе. Но Иван Тимофеевич печально ответил мне: «Уже при другом главном, Наташенька! Я в этом театре больше не работаю».
Нового главного режиссёра назначили в театр ещё через несколько месяцев. Однако я приступила к работе намного раньше.
Первым делом меня стали вводить на роль Эльзы-нахалки. В ней я и вышла на сцену после декретного отпуска.
«Психологическая пауза»
Спектакль «Чёрт» по пьесе Мольнара поставил в театре Станиславского Лесь Танюк, режиссёр, приехавший с Западной Украины. Он считался подающим надежды авангардным молодым режиссёром.
Позже он поставил у нас мюзикл «Мсье де Пурсоньяк» по пьесе Мольера, в котором я сыграла главную женскую роль – Жюли.
Работать с Танюком было интересно, хотя иногда казалось, что он как-то уж совсем плевал на систему Станиславского, ничего не предлагая взамен. И тогда не на что было опереться, работая над ролью.
Лесь Танюк значился в театре «очередным» режиссёром, но думаю, что после ухода Бобылёва законно рассчитывал на должность главного. Не получилось. Наверное, правильно. Хотя он был человеком несомненно одарённым, но эксперименты, к которым он тяготел, были для театра не ко времени.
Танюк вводил меня на роль Эльзы-нахалки – девушки, влюблённой в главного героя (его играл ведущий артист театра Владимир Анисько). Но любовь, как и полагается в такой пьесе, не взаимна – герой любит взрослую, замужнюю женщину (её замечательно играла Рита Рыжкова – актриса очень сильная, но, к сожалению, недооценённая и рано ушедшая из жизни). Моя героиня Эльза страдает, но считает, что в силах победить ситуацию в этом треугольнике. Однако, поняв, что ТАМ – настоящее чувство, уступает…
Роль не очень большая по объёму, но в ней было несколько интересных, эмоциональных монологов.
День моего дебюта. Волнуюсь невероятно – просто колотит. Текст вроде помню, мизансцены помню. Но – страшно!!!
К тому же в зале сидят папа с мамой и волнуются не меньше меня. И я это, представьте, чувствую. К тому же, я об этом уже рассказывала, когда я знаю, что в зале мои родные или друзья, – у меня начинается паника…
Мой выход. Я вылетаю на сцену. Говорю несколько реплик. И вдруг впадаю в ступор…
Наверное, каждому артисту хоть раз в жизни довелось испытать это жуткое состояние – когда ты стоишь на сцене и не можешь сказать ни слова, и зацепиться не за что: ты не просто не помнишь текст, а ты не понимаешь вообще, что ты играешь и где ты находишься. Белый лист. И счастье, если ты из этого ужаса вырываешься и возвращаешься в сценическую реальность: иногда это как пришло, так и уходит, – и вспоминается текст, и ты уже всё понимаешь, и роль покатилась дальше. Но – бывают моменты, что ты не справляешься, остановка тебя пугает так, что провал тебя прямо-таки тянет в омут…
Вот в этом случае появляется надежда на партнёрскую поддержку. Суфлёров в сегодняшнем театре нет, но должны же быть люди, которые за тебя болеют и придут на помощь: или подскажут текст, или сыграют за тебя, но вытянут в ту сцену, в ту реальность, из которой ты выпал…
Я рассказывала, как, поднимаясь под купол цирка, я справлялась и с волнением, и со страхом высоты, когда видела в цирковых проходах своих друзей, которые меня поддерживали, за меня переживая и держа «кулачки»…
К чему я так долго? Да к тому, что, когда я в отчаянье посмотрела сначала в левую, а потом в правую кулису, где столпились артисты театра – посмотреть на «дебютантку», я не почувствовала поддержки, я не услышала подсказки, мало того, я увидела несколько пар глаз, торжествующих, потому что «кинозвёздочка» проваливается…
Тогда я собрала в кулак все свои силы и всю свою злость и повернулась спиной к зрительному залу, а к партнёру лицом. И вот так, «к избушке передом, а к лесу задом», я тихо, но, собрав всю энергию, сказала громким шёпотом: «Боря! Я забыла текст!», продолжая его взглядом гипнотизировать.
И, тоже довольно-таки злорадные, глазки партнёра погасли, и он послушно подсказал первые слова моего монолога: «Послушайте! Сядьте!» (Господи, да что же там можно было забыть?!)
Тогда я торжественно развернулась «к залу передом» и громко произнесла: «Послушайте! Сядьте!!!» А дальше всё покатилось…
Длился кошмар, самое большее, минуты полторы. И только два человека в зале поняли, что что-то не так, – мои родители. И мама сказала: «Володя! Кажется, она забыла текст!» А папа возразил: «Нет! Это психологическая пауза!..»
Из этого тоже можно сделать вывод, кто из моих родителей интуитивней…
Для меня это было боевое крещение. И несмотря на то что потом меня поздравляли и целовали, я для себя сделала вывод: театр – не цирк, и здесь тебе никто не поможет. Карабкаться придётся самой…
«Коварство и любовь»… и собачка Тяпа
Почти одновременно с первым вводом меня стали вводить и на роль Луизы в «Коварстве и любви» Шиллера. Луизу в спектакле играли Ольга Бган и Лиза Никищихина. Но Оля собиралась уходить из театра, а Лиза – собралась рожать.
К слову сказать, то, что я родила, как только пришла в театр, и очень быстро вернулась к работе, произвело на актрис театра большое впечатление. Они, словно спохватившись, одна за другой начали уходить в декретный отпуск. Практически в один сезон
