Но, когда мы начали репетировать, я вспоминала «волшебный лес» моего детства – в Аносине: огромные сосны и ели, непроходимые чащи, земляничные и грибные поляны, тропинки, проложенные поверх раскинувшихся корней вековых деревьев, разноголосый птичий хор, запах сырой земли и грибов, поросшие мхом пни…
Где всё это сейчас?! Застроено безвкусными коттеджами. Где ты, мой волшебный лес?!.
Сегодня, когда мной сыграно столько ролей – и классических, и современных, – можно с полной уверенностью сказать, что в списке самых дорогих, самых желанных и близких – Снегурочка стоит в самом начале этого списка.
С трудом припоминается сам процесс репетиций спектакля – даже не понимаю почему: ведь с нами работал Евгений Рубенович Симонов, очень интересный режиссёр и глубоко чувствующий, интеллигентный и разносторонне образованный человек. К тому же очень музыкальный и с прекрасным чувством юмора.
Это, наверное, прозвучит странно, но я больше помню ощущение как будто РЕАЛЬНОЙ жизни РЕАЛЬНОЙ Снегурочки. Трудно это объяснить, но в воспоминаниях – и запах леса и дыма от костра, и перерождение детской, придуманной любви холодной, отстранённой Снегурочки к пастушку Лелю в настоящее сильное, страстное чувство к Мизгирю, которое сжигает, которое убивает…
И – счастье взаимной, хоть и короткой любви: «Люблю и таю. Таю… Прощайте все… Прощай, любимый… Последний взгляд Снегурочки – тебе…»
У нас был прекрасный актёрский состав спектакля. Купаву играла Таня Сидоренко – замечательная, мощная актриса. После училища Таня много лет работает в театре на Таганке, снималась в кино, но, к сожалению, нигде по-настоящему не раскрылся талант, дарованный Тане – от Бога. Как она играла в отрывках, спектаклях училища – с ума можно было сойти! Я помню: мы стоим рядом с Лёней Филатовым в ГЗ и смотрим, как Татьяна играет самостоятельный отрывок – причём это было произведение самого Лёни, который часто выдавал написанное за «малоизвестное произведение… ну, предположим, Теннеси Уильямса». Оба ревём. Лёнька наклоняется ко мне и с гордостью говорит: «Это наша Татьяна!..»
Царя Берендея играл Борис Сморчков. Зрители полюбили его по «культовому» фильму «Москва слезам не верит». К сожалению, он снимался мало и ушёл из жизни рано – на мой взгляд, его сломала неудачная женитьба на одной из наших сокурсниц, он начал выпивать. Борька был смешной – наивный и хитрый одновременно, из очень простой семьи. Самозабвенно любил мать. Он пришёл в Щукинское уже взрослым, отслужившим в армии, и – к слову и невпопад – любил повторять: «А вот у нас в музвзводе…»
Роль Весны, матери Снегурочки, играла главная на курсе красавица Лида Бутова – действительно невероятно красивая, высокая, статная. Но никак в дальнейшем не сложилась её актёрская карьера: где-то снялась, что-то сыграла; потом работала на телевидении, вышла замуж, родила. А дальше – «следы затерялись».
Пастушка Леля сыграл наш староста, самый старший на курсе, по-моему, и сегодня такой же моложавый – правда, уже не такой румяный – Толя Екадомов. Толя долгое время работал в министерстве культуры Московской области. Выступает с чтецкими поэтическими программами – причём благотворительными, – и в этом он настоящий подвижник! Толя – наш «архивариус и летописец» – помнит все даты, по сей день живёт жизнью училища, пытается нас собрать, но, к сожалению, всё чаще звонит, чтобы сообщить ещё об одной смерти ещё одного из сокурсников – ряды наши редеют. Как это горько осознавать!..
Бобыля и Бобылиху, трогательных и добрых, встретивших в лесу Снегурочку в тот момент, когда она решилась выйти к людям, – сыграли Серёжа Кашицын и Тамара Абдюханова.
Серёжа – совершенно замечательный актёр, умный, трепетный, нервный, с индивидуальностью которого можно было бы переиграть многих героев Достоевского. К сожалению, не так уж часто в театрах и кино берутся у нас ставить Достоевского…
Серёжа проработал всю жизнь в самарском театре. Хороший артист. Но его мало знает публика в Москве и других регионах. Разве что уж самая театральная. А жаль…
Тамара Абдюханова, сыгравшая Бобылиху…
Нет, это имя требует отдельной главы в моих воспоминаниях.
Моя Марусенька
В самом начале учёбы, на первом курсе, считалось, что я дружу с Таней Сидоренко. Мы действительно почти всё время были рядом: сидели на лекциях, бегали в перерывах между занятиями в кафе. Таня очень любила взять у меня что-нибудь «поносить» или «надеть на свидание»: например, какие-нибудь ажурные чулки или кожаные перчатки – а потом приносила один чулок (или перчатку) и покаянно говорила, что второй потеряла…
Танюшка была такая «немножко светская дама», хотя понятно, что ей нравилось в это играть. Мы приходили в парикмахерскую «Чародейка» на проспекте Калинина в кафетерий, и она, как само собой разумеющееся, кого-нибудь из студентов (чаще всего, меня) просила: «Лапуль! Купи мне кофе и яйцо под майонезом! Что-то есть хочется!..» Свои деньги она не тратила.
Не сразу, но я поняла, что моё общество для Татьяны важно как «статусное»… И постепенно мы стали отдаляться друг от друга. Остались приятельницами, но дружбой назвать наши отношения уже было нельзя.
А вот то, что доброе понимание, возникшее между мной и Томочкой Абдюхановой, перерастёт в настоящую дружбу, которая пройдёт с нами через всю нашу жизнь, – представить было трудно. Но тем не менее это так…
Томочку на первом курсе как-то негласно «выбрали» комедийным персонажем, объектом для шуток и передразниваний. Она действительно была очень смешная – непосредственная и восторженная. Например, сидя за столом в нашей столовой, Томочка могла воскликнуть голосом Наташи Ростовой в сцене на балконе: «Мне сейчас так хорошо, потому что я пью чай с коржиком!» Все дружно хохотали, а я, с цирковых времён вечно придерживающаяся ограничений в еде, «чтобы сохранить форму», восклицала: «Ууу! Чревоугодница!..» Томочка на нас не обижалась и смеялась вместе со всеми.
Но в какой-то момент я почувствовала, что ей далеко не всегда приятны эти насмешки и «подкалывания», что на самом деле Тамара – девочка тонкая и интеллигентная, и у меня, сначала подсознательно, а потом и сознательно, появилось желание как-то её защитить, поддержать, оградить от обид.
Несмотря на то что Томочка «почти на месяц» меня старше, я отнеслась к ней, как к младшей сестрёнке. Оставаясь на самом деле таким же глупым ребёнком, так и не адаптировавшимся ещё к жизни вне родительского дома, я взялась мою подружку опекать. Мы стали тесно общаться. Вместе смотрели и обсуждали фильмы, спектакли… Я читала ей вслух рассказы моего любимого Грина… Мы стали бывать в гостях друг у друга.
Томочкина семья
