Зачем нужно было так рисковать артистами даже ради эффектного кадра (а он и не получился из-за погоды – из-за облачности даже не видно, что съёмки на огромной высоте!)
Тысяча раз: зачем?!. Кино. Но то, что на моргуновском месте сидел худенький водитель «Адлера» Володя (в этом эпизоде в картине как раз его спина!), может быть, нас и спасло от бесславной гибели – с Моргуновым мы точно бы рухнули…
Евгений Александрович Моргунов
Конечно, позже в Москве Гайдаю всё-таки пришлось отснять Моргунова в финальной сцене «суд», но общались они «через переводчика»…
А помирились они только в Ленинграде в Доме кино на 25-летии фильма. Я сидела на банкете рядом с Леонидом Иовичем, и он вдруг наклонился ко мне и попросил: «Наташа! Скажи тост в честь Евгения Александровича!» Я произнесла тост, а Моргунов, конечно же, понял, что я это сделала по просьбе Гайдая…
И они оба сразу оттаяли по отношению друг к другу. Жаль, что так поздно. Но оба были гордыми, упрямыми и ранимыми…
Да!!! И Моргунов – тоже! Несмотря на то что многие считали и считают его нахалом и хамом, это совсем не так. Хотя его шутки бывали иногда и грубыми, и небезобидными (особенно когда были неудачными), вообще он был человеком добрым и даже интеллигентным.
Евгений Александрович был очень музыкальным, играл на рояле, прекрасно пел – особенно песни на французском языке и романсы…
Но… он был хулиганом – такой infante terrible (кошмарное дитя!). Например, он мог пройти на какой-нибудь суперматч или кассовый спектакль мимо самого строгого контролёра, ошарашив его заявлением: «Я – Моргунов! А это со мной!» И провести за собой человек десять… Популярность его была огромной, поэтому он с рынка уходил с корзиной, полной самых свежих продуктов, которые ему дарили…
Однажды нас пригласили выступить в какой-то богатой кубанской станице. Перед отъездом в Москву Моргунов сказал местному начальству, что «директор „Мосфильма“ очень просил его привезти два мешка сахара, мешок картошки, поросёнка, два ящика помидоров и два ящика винограда…».
На другой день нам в поезд погрузили всё это, только в пять раз больше – каждому из нас (а мы ездили вчетвером) и отдельно – «директору „Мосфильма“»… Ужас!..
А в другой раз, когда мы уезжали на концерт, ехавшая со мной в купе нетрезвая артистка, «славившаяся» своим скандальным характером, так мне нагрубила, что я хотела сойти, пока поезд не тронулся, и вернуться домой. И сошла бы – от обиды меня «переклинило», но Евгений Александрович взял меня за руку и отвёл в своё купе, сказав: «Со мной поедешь!»
И пригласил всех артистов, которые ехали на этот концерт, и попросил официанта принести шампанского, и веселил нас остроумными анекдотами, а обидевшая меня артистка ходила мимо нашего купе с виноватым видом туда-сюда…
Тогда Моргунов сказал ей: «Дочка! А ну-ка зайди к нам!» Она вошла. «Ты зачем обидела мою внучку?» – спросил Моргунов, под «внучкой» подразумевая меня…
Все расхохотались. А артистка сказала: «Наташ! Прости!» И мы с ней обнялись и расцеловались… Ситуация моментально разрядилась…
А вот с Гайдаем помириться мудрости не хватило. Оба были ранимы и самолюбивы. Оба затаили обиду.
По прошествии времени я начала думать, что хотя, конечно, Моргунов себя повёл ужасно, но ведь и Леонид Иович не нашёл верный тон. Всё-таки Моргунов пришёл с какой-никакой, но дамой. Ему хотелось, наверное, показать себя героем, мужчиной, похвастаться своими актёрскими сценами в материале. И вдруг – вот так, при всех, их выгоняют…
Почему так случилось…
В один из последних дней в Алуште съёмочная группа отмечала в ресторане нашей гостиницы день рождения Саши Демьяненко. Уже всё съели и выпили, но никак не могли разойтись. Посиделки затянулись, и я поняла, что пора идти отдыхать – завтра рано утром выезд на съёмку. И я тихонечко, «по-английски», ушла, но на выходе меня догнал Леонид Иович, предложив проводить до номера («всё-таки поздно – мало ли что…»).
Мы поднялись на этаж, где наши номера – мой, крохотный одноместный, и гайдаевский «люкс» (тоже не шикарный), где они жили с женой Ниной Павловной Гребешковой, – находились рядом.
Я поблагодарила Гайдая за заботу, сказала «спокойной ночи» и вошла в номер. Неожиданно Гайдай шагнул за мной и попытался закрыть дверь изнутри. Я ужаснулась, но вежливо попросила не закрывать, «потому что душно»…
И мы сели – я на краешек стула, а Леонид Иович в кресло у окна – напротив. Ситуация была более чем неловкая… Я начала «заполнять паузу», что-то лепеча про день рождения Саши, про завтрашние съёмки…
И тут в коридоре раздался громкий звук торопливых шагов, и в дверях остановилась Нина Павловна… Я от смущения не нашла ничего умнее, чем заявить: «Мы говорим о работе!» Нина Павловна молча вышла…
Хлопнула дверь соседнего номера. Леонид Иович поднялся с кресла и пошёл к выходу, я двинулась, чтобы закрыть за ним дверь. Но Гайдай неожиданно сам закрыл её изнутри, повернулся и попытался меня поцеловать…
Ух!.. «Умри, но не давай поцелуя без любви!» – так говорила героиня одного из фильмов того времени… Я была девушка цирковая, сильная, с моментальной реакцией, поэтому в одну секунду я Гайдая не только оттолкнула, но и вытолкала из номера, закрыла дверь и заперла её на ключ (прямо-таки сцена с Сааховым из фильма!)… Нина Павловна хоть и маленькая женщина, но «Лёника» своего держала в ежовых рукавицах… Сейчас она, улыбаясь, рассказывает о том, как «Лёник» меня любил (конечно, как героиню фильма – у Гайдая действительно была теория, что режиссёр обязательно должен быть влюблён в своё творение, как Пигмалион в Галатею). Но это сейчас, с позиции времени, возраста, мудрости, прожитой жизни, которая расставила всё по местам, и понятно, что ревновать было не к кому и не к чему…
А тогда Нина Павловна была молодой, горячей и строгой и «блюла» не только «Лёника», но и меня, потому что относилась ко мне с любовью…
Наутро она была со мной натянуто-приветлива. А вот Гайдай со мной не поздоровался и вообще не смотрел в мою сторону. На съёмках вежливо объяснял задачу, глядя сквозь меня, давал команды «Мотор!.. Стоп…», а потом только смотрел в глазок камеры…
Я чувствовала себя ужасно – «без вины виноватой». Я ещё не знала, что мужчины, даже самые
