– Уважительная причина, – согласно фыркнул я, вылетая из кабинета следом за его медведеподобным хозяином.
Но если сам Бестужев сразу направился в трапезную, то мне сначала пришлось прыгнуть окном в спальню, чтобы привести себя в порядок и сменить одежду. На душ времени уже не оставалось, а потому, скинув спортивный костюм и отыскав в гардеробе чистую одежду, я воспользовался очищающим эфирным воздействием, прохладной волной прошедшимся по телу и в мгновение ока смывшим с него пот и грязь. Переодевшись, я открыл окно на порог трапезной и шагнул в комнату точно под бой часов.
Успели оба. Теперь можно не беспокоиться о гневе хозяйки дома. Валентин Эдуардович точно не будет ночевать на диване, а мне не перекроют ночной доступ к холодильнику. И это хорошо! Мы переглянулись с устроившимся во главе стола Бестужевым и, одновременно ухмыльнувшись, приступили к трапезе.
После обеда я не стал терять время зря и, подхватив близняшек под руки, переправился с ними на территорию поместья Громовых, прямиком в свою бывшую комнату. И вовсе не потому что так уж опасался возможной слежки неизвестных или не хотел светиться на фиксаторах службы Гдовицкого, хотя последнего действительно лучше не допускать. Но первым и основным доводом в пользу нашего появления именно здесь послужил тот факт, что это было единственное место в усадьбе, которое я помнил достаточно хорошо, чтобы открыть окно. Точнее, одно из двух. Но появляться в медбоксе было бы… опрометчиво. Там фиксаторы работают постоянно. Весело, конечно, за восемь лет жизни в этом имении у Кирилла, оказывается, нашлось лишь два места, где он мог чувствовать себя в относительной безопасности и хоть и с натяжкой, но мог назвать своим жильем. Не домом, а лишь жильем. И все из-за тетки с дедом! Ладно, к дьяволу… Хорошо уже, что такое место в усадьбе вообще нашлось, в противном случае пришлось бы дождаться, пока сестры доберутся домой своим ходом, и открывать окно уже к ним. А это потеря времени.
– Так, девушки. Сейчас отправляетесь прямиком к отцу и просите у него аудиенции для меня. По дороге никому ни слова о моем присутствии. Особенно Гдовицкому. Молча пришли к отцу, попросили и дождались, пока я открою окно. Ясно?
В ответ близняшки кивнули и исчезли за дверью. Мне же осталось только ждать.
Пока ученицы добирались до отца, я занимался тем, что осматривал свою бывшую комнату. И это было… скучно. Ну а что? Те же обои, та же мебель и прожженный ковер на полу. Отличий от того, как эта комната выглядела раньше, – минимум. Пыль да пустые полки. В остальном же все как было. Ностальгия? Тьфу! О какой ностальгии может идти речь в ЭТОМ доме?! Честно говоря, я прекрасно понимаю дядю Федора, кардинально сменившего обстановку и даже планировку основного корпуса усадьбы после ухода старого паука. Тоже, наверное, хреново себя чувствовал в старых интерьерах.
Пока я предавался размышлениям, сестры, за передвижением которых я следил через небольшое окно, прикрытые моим же отводом глаз, конечно, совершенно ими незамеченным, добрались до кабинета главы рода Громовых.
– То есть он уже здесь? – удивился дядя Федор, выслушав дочерей, и, получив положительный ответ, махнул рукой: – Пусть заходит.
В ту же секунду я заглушил все фиксаторы в кабинете, просто щелкнув найденным в Эфире тумблером, скрытым под крышкой огромного рабочего стола, и, полностью развернув окно, сделал шаг вперед.
– Добрый день, дядя Федор.
– И тебе не кашлять, Кирилл, – улыбнулся он. А в эмоциях кроме небольшой доли удивления только радость от встречи. Приятно.
– Мм… ну, мы пойдем, пожалуй, – встрепенулась Мила.
– Попозже, хорошо? – попросил я, и близняшки, одновременно кивнув, молча устроились на диване. От дяди Федора повеяло изумлением. Вроде как: «И это мои оторвы?!» Мне же достался взгляд, полный неподдельного уважения. Я аж загордился… секунд на пять.
– Кирилл, ты уверен? – спросил хозяин кабинета.
– В любом случае дальше них информация не уйдет, – пожал я плечами, и Мила с Линой вновь кивнули, и опять абсолютно синхронно. Дядя Федор только хмыкнул:
– Что ж, ты их учитель, тебе виднее. Поговорим?
– Поговорим. – Я улыбнулся. Процесс раскладывания яиц по корзинам начался!
Только что закончившееся заседание Тайного совета оставило в подарок его председателю стойкую головную боль, усталость и злость. Много-много злости. Представленный бывшим начальником Пятого стола Преображенского приказа, а ныне его главой, генералом Вербицким доклад о результатах масштабных проверок государственных учреждений, проведенных по итогам недавних событий, сотрясших державу, удручал и вызывал вполне оправданное желание порвать его в клочки вместе с самим докладчиком и объявить профанацией и пусканием пыли в глаза. Количество найденных нарушений и даже прямого саботажа зашкаливало настолько, что волосы вставали дыбом. И если бы не подтверждения из… других источников, цесаревич, наверное, так бы и поступил. Но – увы, доказательства были железобетонными, а это значит… это значит, что по стране скоро прокатится вторая волна тихих арестов и громких судов… а за отцом окончательно закрепится прозвище «Кровавый», уж СМИ постараются.
Цесаревич горько вздохнул. Идея отца с грандиозной чисткой ДО передачи титула наследнику никогда ему не нравилась, но поделать с этим он ничего не мог. Государь желал отдать отмытую до скрипа державу в чистые руки, не обагренные кровью подданных, и осознанно принимал всю тяжесть на себя, жертвуя своим добрым именем и местом в истории, но оставляя сыну спокойную и сильную страну… Михаил вздрогнул от раздавшегося стука в дверь.
– Ваше высочество, окольничий Посольского приказа Бестужев только что сообщил о попытке проникновения в медицинское крыло его костромской усадьбы, – едва получив разрешение войти, протараторил секретарь. Он бы, может, и не стал тревожить цесаревича в такое время, но полученные инструкции и гриф «Особой важности» на послании боярина не оставили ему выбора.
Глава 4
Важней всего
Мы с Ольгой редко ссоримся. За прошедшее с момента нашего знакомства время я могу назвать лишь два или три таких случая, и то один из них был вызван не различием мнений по какому-то вопросу и не чьим-то «косяком», а возникшим между нами недопониманием. Сегодняшний же день, кажется, станет четвертым в этом «списке скорбных дат». Черт, как будто у меня других забот нет!
А начался наш скандал с присланных мною на браслет Ольги документов. Вот тут-то оно и забурлило. «Да как ты мог?!», «За моей спиной!», «Не предупредил!»… В общем, полный набор, осталось только посыпать голову пеплом и каяться, каяться, каяться. Да сейчас, бегу и падаю. Точку в скандале поставил заглянувший на шум к нам в комнату Валентин Эдуардович. Внимательно выслушав сбивчивый, полный экспрессии рассказ дочери, боярин пожал могучими плечами.
– И что? – с абсолютно индифферентным видом выдал мой будущий тесть. Вот! Я всегда знал, что прием «и че?» – это вершина дипломатического
