Все Рэйли носили оба сапфира, драгоценности, неизменно переходящие от одного портрета к другому. Это были предки Келси по крови, но они показались ей менее важными, чем те три Тира, менее настоящими. Карлин никогда не восхищалась Рэйли: возможно, с годами ее предубеждения в этом вопросе, как и во многих других, передались Келси. Перейдя к десятому портрету, Келси увидела женщину невероятной, неописуемой красоты. У нее были такие же светлые волосы и ярко-зеленые глаза, как и у многих королев Рэйли, но ее безупречное лицо могло похвастаться кремовой кожей, а еще она обладала самой изящной шеей, какую Келси когда-либо доводилось видеть. В отличие от предыдущих портретов, с которых глядело по одному человеку, на этом был запечатлен и ребенок, симпатичная девчушка лет шести, сидящая на коленях у матери. К тому же, присмотревшись повнимательнее, Келси заметила новую деталь: женщина носила один сапфир, ребенок – второй. Келси наклонилась к табличке и прочитала: «Аманда Рэйли».
– Ах, Прекрасная Королева! – Отец Тайлер присоединился к ней перед портретом. Стражники Келси, в большинстве своем, скучая, слонялись по комнате, тоже подошли, жадно вглядываясь в портрет. Келси почувствовала укол раздражения, а потом заметила второго ребенка на портрете, почти незаметного за юбками Прекрасной Королевы. Эта девочка казалась даже младше, чем ребенок на коленях королевы, возможно, не старше трех-четырех лет, но уже была темноволосой и мрачной. И Келси вдруг вспомнила свое детское личико, глядящее на нее с глади пруда за коттеджем. В сиянии Прекрасной Королевы и ее дочери девочку было легко не заметить, и Келси подумала, что художник, должно быть, намеренно выделил одного ребенка и скрыл другого.
– Насколько мне известно, у Прекрасной Королевы был только один ребенок. Должно быть, у нее на коленях принцесса Элейн. – Келси указала на девочку, сжавшуюся за юбками Прекрасной Королевы. – Тогда кто же это?
Булава пожал плечами.
– Понятия не имею.
Отец Тайлер рассмотрел девочку.
– Нежеланный ребенок, осмелюсь предположить. Аманда Рэйли была замужем за Томасом Арнессом. Он – отец Элейн. Но я слышал, что Аманда не хранила верность Арнессу, так что, возможно, она родила и других детей. Внебрачные дети иногда появлялись на королевских портретах предпереходного периода, но никогда не занимали видного места. Крайне жестоко, чуть ли не хуже, чем если бы их вовсе не включали. – Отец Тайлер поизучал портрет еще мгновение, прежде чем заметил: – Это худшее, что я когда-либо видел. Здесь ребенок совершенно оттеснен на задний план.
Келси уставилась на девочку, чувствуя, как в ней зарождается жалость. В отличие от улыбающийся на коленях Прекрасной Королевы принцессы, спрятанная девчушка смотрела темными, несчастными глазами. Она не глядела на художника, как остальные: напротив, не отрывала от Прекрасной Королевы взгляда, полного плохо скрываемой тоски. Келси вдруг захотелось плакать, то ли из-за ребенка, то ли из-за самой себя. На следующем портрете дочь Прекрасной Королевы выросла и сама обзавелась ребенком. Табличка гласила, что это Королева Элейн и кронпринцесса Арла. Элейн была не такой красавицей, как ее мать – а кто мог бы быть? – горько подумала Келси… однако она кого-то ей напомнила. Андали? Нет, несмотря на то, что эта женщина была брюнеткой, она не обладала бледной, эфирной красотой Андали. Королева Элейн не улыбалась художнику: она тоже выглядела крайне раздосадованной необходимостью позировать для портрета.
– Посмотрите, госпожа! – Дайер указал на лицо Элейн. – У нее ваша упрямая челюсть!
– Уморительно, – пробормотала Келси, но она не могла отрицать сходства, даже сейчас, когда ее лицо очень изменилось. Прежде чем Дайер заметил что-либо еще, она перешла к следующему портрету. Когда Арла Справедливая села на трон Тира, в ее взгляде не осталось ничего детского, оба сапфира висели на шее, голову венчала корона Тира. Зачарованная, Келси уставилась на корону: изящный серебряный обруч, украшенный четырьмя или пятью сапфирами. Она постучала пальцами по холсту.
– Удалось ли найти эту вещицу, Лазарь?
– Еще нет, госпожа.
Келси кивнула, разочарованная, но не удивленная, и повернулась обратно к портрету. Королева Арла была не особенно красивой, но обладала магнетическими качествами, сквозившими в ее облике. Она была намного старше, чем другие женщины Рэйли, и Келси вспомнила, что Королева Элейн жила долго, и ее дочь короновалась уже в довольно почтенном возрасте. Арла была самодержцем, и портрет показывал ее таковой, отражая явную решимость идти собственной дорогой. Ее довольная улыбка граничила с самодовольством, излучая гордость, доходящую до высокомерия. Но в будущем гордость принесла Арле одни неприятности.
«Варвары у стен, – прошептал внутренний голос Келси. – И она спровоцировала их, прямо как ты».
Она прогнала непрошеную мысль и перешла к следующему портрету, на котором оказалась ее мать. Королева Элисса выглядела совсем не так, как Келси себе представляла. В те долгие дни в коттедже, когда Карлин, рассердившись на нее, оставляла Келси в одиночестве, она утешала себя, представляя призрак женщины, давшей ей жизнь: тонкой и хрупкой, как в сказках братьев Гримм. Но Элисса на портрете совсем не выглядела хрупкой: она оказалась высокой, выше Келси, и светилась здоровьем, – эффектная блондинка с блестящими зелеными глазами. Она стояла рядом с простым, неукрашенным столом, но ухмылялась беспечной улыбкой женщины, которой не о чем беспокоиться. Келси, почти довольная этой версией матери, заметила, что уцепилась за ее улыбку. Даже если портрет написали сразу после того, как Элисса взошла на трон, мортийцы уже прокладывали путь по тирским деревням.
Мортийское Соглашение и лотерея были уже не за горами, и совершенно беззаботное выражение лица матери укрепило решимость Келси в том, что никто не должен пострадать из-за ее ошибок.
– Госпожа? – пробормотал Булава.
– Что?
– Нехорошо застревать в прошлом. Важно будущее, то, что здесь и сейчас… вот и все.
Келси разозлилась на то, с какой легкостью Булава читал ее. Но она не увидела осуждения в его лице, только собственное клеймо суровой истины, и через мгновение расслабилась, пожав плечами.
– И все же иногда ответы на вопросы будущего лежат в прошлом, Лазарь.
Булава обернулся и рявкнул:
– А ну-ка быстро все рассыпались!
Стража Келси разошлась во все концы комнаты. Келси недоуменно посмотрела на Булаву, но он только подошел ближе и прошептал:
– Так вот куда вы отправляетесь во время ваших ночных странствий, госпожа? В прошлое?
Келси сглотнула, и все-таки что-то, казалось, застряло у нее в горле.
– Почему ты считаешь, что я куда-то отправляюсь?
– Пэн упустил это той ночью, на прошлой неделе. Он стоял у двери в библиотеку. Но я был прямо подле вас, госпожа. Вы сказали: «Лучший мир существует. Так близко, что можно потрогать». Я знаю эти слова: в моей родной деревне об этом распевали песню. Песню о Переходе.
– Я лунатичка, ходила во сне.
Булава усмехнулся.
– Вы