— Скажите. В роду отца Конрада был кто-нибудь с Острова Висельников?
Повисла пауза. Агате уже начало казаться, что Вилла впала в некий транс, и необходимо позвать доктора Фульда. Наконец женщина вытерла платком глаза, глубоко вздохнула и произнесла:
— Да. Отец Конрада… Настоящий его отец — матрос. Чистокровный островитянин. Обещал, что заберет с собой…
— Фрау… Берта не знает? — почему-то шепотом спросила Агата.
— Знает. Знает и шантажирует тем, что расскажет сыну. О том, какая потаскуха его мать. А он сам — щенок безродный… Мы с моим мужем разошлись без всякого скандала. Он не требовал никаких денег. Деньги, что мама вытягивала из Людвига, нужны были для того, чтобы покрывать бесконечные проигрыши Ульриха.
Эрик встал. Положил руку Агате на плечо и немного сжал.
— Мне жаль, Агата, — еле слышно прошептала женщина, — если можешь, пожалуйста… Прости меня.
— Ты ни в чем не виновата, — все же нашла в себе силы ответить Агата фон Лингер.
— Теперь все встало на свои места, — произнес Эрик.
— Что вы имеете в виду? — Вилла подняла на мужчину красные от слез глаза.
— Конрад обладает сильным магическим потенциалом. Он порезался. Кровь брызнула на искусственно выращенный кристалл, и, так как управлять силой подчинения мальчик не умеет, взорвалась кристаллическая решетка.
— Но ведь это означает… — Агата даже привстала от перевозбуждения.
— Совершенно верно! — На этот раз никто за отсутствие выдержки и хладнокровия барышню не ругал, так как глаза самого барона горели от любопытства. — Выращенная копия «Черной мантии» Конрада услышала зов крови артефактора! Мальчик талантливый. Его необходимо учить.
— Ему… придется все рассказать? — Вилла старалась ни на кого не смотреть.
— Ну… это совершенно не обязательно, — барон пожал плечами, — кровь жителей Острова Висельников может быть от каких угодно дальних родственников. Я, между прочим, сам ничего не знаю о своей собственной, так что…
Вилла улыбнулась. И хотя улыбка получилась робкой, а глаза все еще были влажными от слез, впервые за многие годы госпожа фон Лингер чувствовала облегчение и была… почти счастлива.
Глава 16
Утро.
«Вставай! — уговаривала себя Агата. — Черновых набросков уже много. Пора отправляться к старой, доброй печатной машинке!»
Раньше этого было достаточно. Мысль о книге поднимала с кровати ни свет ни заря. Агата делала мужу чай и уходила к себе — стучать по клавишам до тех пор, пока не заноет позвоночник, не распухнут пальцы.
А сейчас? Нет, она готова работать. Но…
Это были истории Людвига. Интересные, захватывающие. Она писала ради того, чтобы Лингер прочел собственную идею, воплощенную в словах. Муж не хвалил ее напрямую, но по выражению лица часто было очевидно, что ему понравилось.
Теперь все изменилось. Она придумывает сама. А вдруг получится неинтересно? Скучно? Или… глупо?
«Вставай. — Агата еще раз попробовала уговорить себя. — Тебя ждет книга. Только твоя!»
Бесполезно. Из-под одеяла по-прежнему не хотелось вылезать. Хотелось плакать. Странно. Раньше она в себе склонности к страданиям не находила.
Она изменилась за последнее время. Стала замечать окружающих людей. Осознавать, как они относятся к ней. Формировать свое отношение. Наверное, это совершенно нормально, жить в социуме?
Ненормальным было скорее то, что столько лет она писала, не поднимая головы. Жила жизнью героев. Она думала, что Людвиг — тоже. Так увлечен, что не замечает ничего вокруг. Оказалось, нет. Это она, как паук, плела вокруг себя сети сюжетных линий и все наматывала, наматывала на них описания, чувства, характеры…
Писателю Людвигу фон Лингеру оставалось только подбрасывать мух в ее паутину. Муж рассказывал ей новую историю, и на два месяца она пропадала. А он? Может, ему было скучно? Нет, они, конечно, обсуждали детали, она читала ему вслух выдержки…
Со временем муж стал вести с ней эти диалоги вяло, с неохотой. А перед тем как исчезнуть, и вовсе сказал, что последнюю книгу прочтет, когда она уже выйдет. Ее машинка стала слишком бледно печатать, а у него болят глаза…
Агата натянула одеяло на голову. Плакать. Хотелось плакать. Да так сильно, что она почти сдалась!
Не хватало теплого, размеренного сопения в ногах… Собаки спали в отведенной для их выздоровления комнате под присмотром солдат и доктора Фульда. Жаль. Когда они жили с Эриком в поместье…
Эрик!
Она мгновенно поднялась. Наверняка барон допил снадобье. Надо сделать новое. И Конрада напоить гранатовым соком — хуже уж точно не будет. Барон фон Гиндельберг — единственный зануда на всем белом свете, называющий «кислятиной» сладкий, тягучий, ароматный, невероятно вкусный гранатовый сок! Да она бы и сама не отказалась! Но все лучшее — детям. Детям и баронам. Вперед!
Впервые после гибели родителей ей были интересны живые люди. Не книжные герои. Люди. Эрик, Вилла, Конрад, доктор Фульд, Касс, Густав, Майер, Ульрих, Ганс…
А еще в ее жизни появились Эльза и Грон. Больше, чем люди — собаки!
Причесалась, накинула шаль, чихнула (неужели все-таки простыла?) и спустилась вниз.
Кухня встретила запахом кофе и чем-то еще. Это «что-то еще» кружило голову, напоминало детство и заставляло искренне любить окружающий мир!
— Будете завтракать, госпожа Агата? — Касс улыбался, нарезая хлеб. — Господин Эрик, скажу вам по секрету, приказал вас не беспокоить, чтобы вы могли выспаться.
— Спасибо! А господин барон…
— Доктор Фульд сказал, его состояние стабильно.
— А сам доктор?
— Уехал в госпиталь.
— Надеюсь, вы его накормили?
— Конечно! Госпожа Агата, вы меня обижаете, честное слово! Неужели вы могли подумать, что я доктора отпущу голодного, без завтрака?
— Простите, Касс. — Агата уже успела приготовить лекарство для барона, сок для Конрада, и настроение от чувства выполненного долга поднялось. — Я просто не привыкла еще к тому, что наконец-то есть на кого положиться!
— Спасибо, госпожа Агата!
— Касс… а чем это так пахнет?
— Творожной запеканкой! С изюмом. Господа не заказывали, но я позволил себе… Будете?
Она редко пила кофе, но сегодня сделала исключение. Ароматный, бодрящий напиток удивительно подходил утреннему кулинарному порыву Касса. Пышная сладкая