Меня колотит от страха; но Дан сказал, что нужно вести себя подобно мышке, и я покорно лежу, обхватив голову руками, и плачу так тихо, что не слышу сама. Да и как можно что-то расслышать в том безумии, что творится в комнате?
— Грейс? Грейс-с-с… Иди сюда! Иди сюда, малышка, и мы с-с-славно поиграем…
Чужой голос, шипящий, торжествующий, вползает в уши, и тело парализует ужас. Я уже не плачу и даже не дышу, глядя, как медленно, но неумолимо приподнимается покрывало.
— Дан… — беззвучно шепчут губы, и покрывало вновь падает на пол, а дикий вопль сотрясает дом.
— Грейси… — слышу я через долгое-долгое время. И еще столько же не решаюсь вылезти, хотя точно знаю, что звал меня Даниэль.
Но он больше не зовет, и мне страшно… И когда страх становится нестерпимым, я вылетаю из своего укрытия, запинаюсь о неподвижное тело, разбиваю колени и локти — но не плачу. Потому что никакие ссадины не идут в сравнение с тем, что случилось с Даном.
Я сижу на полу и вздрагиваю от жуткой тишины, нарушаемой лишь отвратительно-громкими щелчками секундной стрелки чудом уцелевших часов; они лежат на боку, но все равно упрямо идут.
Так же упрямо, хоть и не в пример тише, стучит сердце Дана. Его глаза открыты, но меня, зареванную и выпачканную в его же крови, он не видит. И не слышит, как я, срывая голос, умоляю его вернуться…
— Не знаю как, но он уничтожил ту тварь, — спугнул жуткие воспоминания голос отца. — Дан… талантливый мальчик.
Даже слишком. Талантливый, нахальный, самоуверенный… дурень.
Я задохнулась от вновь нахлынувшего ужаса, осознавая, как близко от Дана прошла тогда смерть. Не прошла даже — задержалась, коснулась ледяной костлявой дланью.
— Почему я этого не помнила?.. — прошептала я.
— Ты перестала спать по ночам и боялась даже днем. Пришлось позвать менталиста. Он избавил тебя от воспоминаний и страхов… правда, не до конца.
Часы. Проклятые часы, чей неумолимый ход навевал необъяснимый ужас.
Я считала ускользавшие сквозь пальцы мгновения и удары бьющегося под моей ладонью сердца Даниэля всего пять минут. А потом двенадцать лет вздрагивала от слишком громко тикающих часов и просыпалась в холодном поту по ночам не в силах вспомнить, что меня так испугало.
А Дан? Что изменилось для него? В пятнадцать лет он был еще упрямее, чем сейчас, и помощь менталиста наверняка отверг.
Подросток, почти еще ребенок, прогнавший чудовище и едва не простившийся с жизнью. Боюсь, его кошмары были намного страшнее моих…
Но оказалось, что кошмарами неприятности Даниэля не ограничились. Как, впрочем, и мои.
— С этого-то и началось все самое сложное, — вздохнул отец. — Переплелось так, что уже и не распутать… Ты родилась с двумя одинаково сильными дарами: темным и светлым. По настоянию Вереи темный дар сразу же, не дожидаясь твоего взросления и осознанного выбора, заблокировали — как я понял значительно позже, она не хотела рисковать, не желала допустить ни малейшего шанса, чтобы слуги Темных когда-либо обратили на тебя внимание. Но… ты же знаешь, заблокировать силу — полдела. Нужно время, чтобы она, лишенная подпитки, исчезла. И чем сильнее дар, тем больше времени требуется. В твоем случае темные каналы окончательно перекрылись бы к семи годам. И если бы не то нападение… Дан убил тварь, но она успела заразить его тьмой. Возможно, он бы и продержался до прихода целителя, но, скорее всего, нет. Слишком много тьмы в него влили, слишком агрессивной она оказалась. И если бы не ты…
— Я? — выдохнула я ошарашенно.
— Ты, — кивнул отец. — Ты неосознанно вытянула тьму из Дана, сделала ее своей. Каналы темной силы вновь заработали, не так, как раньше, но все же… Тьму из тебя изгнать удалось, но, увы, не полностью. И вновь заблокировать ее не получилось… А через некоторое время обнаружилось еще одно последствие. Самое неприятное и опасное. Сила той твари… Магия Даниэля и твоя… То, что сделал для тебя он и что сделала для него ты… Ваши магические потоки перемешались и сцепились, а потом, изменившись, начали расплетаться… А вы… Вы умирали, Грейс. Медленно и неотвратимо. Дан бы умер без вариантов, а вот ты… С высокой долей вероятности ты могла стать полностью темной… и совершенно безумной, что равносильно смерти. И ни целители, ни проклятийники не смогли помочь. Пришлось нам с отцом Дана самостоятельно искать решение.
— И вы нашли, — разорвала повисшую тягостную паузу я.
— Да, — подтвердил папа. — Это было единственным выходом, и мы… Мы воспользовались им, не задумываясь о возможных последствиях. Тогда наиболее важным казалось спасти вас.
— Помолвка, — уверенно заключила я. Словно шепнул кто-то.
Тот день я помнила. Сад, нашу с Даном ссору, то, как нас позвали в дом… Незнакомого пожилого мужчину, оказавшегося жрецом, и обряд, свидетелями которого стали лишь наши отцы. Помнила золотистые ленточки, охватившие наши запястья и словно впитавшиеся в кожу. А еще — каким бледным и молчаливым был Дан, понимавший гораздо больше меня, и тревогу в глазах папы.
Мелкие кусочки давно потерянной мозаики, которые наконец-то обрели смысл.
— Помолвка, — эхом отозвался отец. — Причем не простая. Древний магический обряд обручения, накрепко связывающий двух людей. То, что было нужно. И это помогло. Правда, что-то пошло не совсем так… И здесь не обошлось без последствий. Ты стала слишком чувствительна к магии. Настолько, что пришлось максимально оградить тебя от нее. Агрессивная магия могла освободить тьму, что свело бы все наши усилия на нет. И лишь магия Дана тебе не вредила. Напротив, успокаивала.
— Но сейчас ведь все хорошо, — пробормотала я. — Ведь так? Мы с Даном живы… И тьма во мне надежно запечатана. Так почему нельзя разорвать помолвку?!
— Потому что тогда все будет плохо, — мрачно ответил папа. — Обряд связал вас, позволил жить, но причину не устранил. Мы искали способ разорвать вашу привязку, не повредив при этом вам. Но не нашли. И я был очень удивлен, узнав, что Даниэлю удалось хотя бы избавить тебя от непереносимости чар. Как я уже говорил, он талантливый. И упрямый. Он не сдался, когда сдались мы с его отцом. И знаешь… Пожалуй, сегодня я вновь поверил в то, что он найдет выход.
— Найдет, — пробормотала я. — У него мотивация высокая. Иначе ведь придется всю жизнь со мной провести…
— Как же вы мне надоели, — выразительно поморщился папа. — Оба.
— А что сразу я? — надулась я. На особое сочувствие, конечно, не рассчитывала, но и такой реакции тоже не ожидала.
— А то, что Дан все для тебя делает, бестолочь, — сокрушенно покачал головой родитель.
— Ну да, конечно, а сам он ну
