С бешеным ревом Валин ринулся вперед, изображая выпад «бычьи рога». Это была отчаянная уловка, безумная атака, оставлявшая его открытым для любых парирующих ударов. Вот только для того, чтобы нанести парирующий удар, Юрлу потребовалось бы отступить назад, опершись на ногу, – на левую ногу. Летя вперед сквозь ночь с выставленными перед собой клинками, Валин вновь услышал тихий голос Ха Лин: «Я тоже успела нанести пару ударов… его левая лодыжка… ты можешь испытать его».

Лицо Юрла исказилось недоумением от неожиданного рывка. Сделанный им шаг назад был чисто рефлекторным, такие вещи вбивались в каждого из кеттрал на протяжении тысяч дней, проведенных на ринге: движение нарабатывалось, нарабатывалось и нарабатывалось, пока не оказывалось запечатлено в мышцах и костях. Его тело безупречно повиновалось навыку – текучим движением Юрл отодвинулся и припал к земле в стандартной низкой стойке, чтобы избежать «рогов» Валиновой атаки – хотя настоящая атака заключалась отнюдь не в «рогах».

Валин перекатился по земле, не обращая внимания на камни, скребнувшие по его ранам, и выхлестнул ногу в направлении согнутой лодыжки противника. Удар получился несильным, несбалансированным, плохо рассчитанным по времени, однако он пришелся как раз на тот момент, когда Юрл переносил вес на эту ногу, нагружая ее перед контратакой. Лодыжка хрустнула, Юрл зашатался, и его клинок скользнул мимо шеи Валина. Его лицо было искажено злобой и яростью, но за всем этим чувствовалась другая эмоция, и это было нечто новое – прекрасный, отвратительный росток страха.

– Лин рассказала мне, что ты был не единственным, кто наносил удары там, на утесах, – сообщил Валин, отползая назад и вставая на ноги.

Молча оскалившись, Юрл упал на одно колено, с трудом поднялся на ноги и снова поднял клинки, но неуверенно. Потом он повернулся и захромал прочь, в темноту, за пределы освещенного участка.

«Темнота, – угрюмо подумал Валин. – Это моя территория. С того времени, как я вышел из Дыры, темнота – мой дом».

Закрыв глаза, он почувствовал, как его омывают ночные запахи и звуки. Юрл был где-то там, не очень далеко. Валин чувствовал его запах – пот, кровь, сталь и за этим всем резкий, животный запах страха. Его губы растянулись в хищной усмешке. Гендран не одобрил бы его выбор – преследовать врага в темноте; но, с другой стороны, Гендрану не доводилось вкушать смоляную горечь черного яйца. Издав низкое рычание, Валин повернулся прочь от света и скользнул в безграничное царство теней.

Его окружали сотни запахов: камня, грязного снега, шепчущего из нависающих туч дождя. Тысячи потоков воздуха касались его кожи, шевелили волоски на его предплечьях и загривке. Каким-то органом чувств, который был ему доступен, хотя и непонятен, он различал вокруг себя десятки едва обрисованных форм, словно эхо предметов. Он ощущал камни у себя под ногами, скребущие по подошвам ботинок. Подняв перед собой обнаженные клинки, он медленно и беззвучно разворачивался, всматриваясь в окружающую темноту – медленно-медленно… Вот оно, в нескольких шагах от него – излучение тепла там, где не может быть никакого тепла. Дыхание. Тот же тошнотворный запах страха, вплетающийся в простой, суровый аромат гор.

Юрл.

Скорее почувствовав, чем услышав рассекающий темноту клинок, ощутив движение воздуха, Валин без единой мысли нырнул вперед и перекатился. Сталь описала широкую дугу в пространстве над ним, высекая искры из скал. Юрл за его спиной выругался, и Валин беззвучно повернулся к нему лицом.

Его противник стоял, держа оба клинка перед собой в полузащитной позиции, которую кеттрал изучали на случай драки вслепую. «Он меня не видит! – понял Валин. – Он знает, что я рядом, но не может меня видеть!» Очевидно, Талал был прав: все сларновы яйца даровали кеттрал некое преимущество, но ни одно из них не обладало такой силой, как то чудовищное черное яйцо, которое выпил Валин.

В сотне шагов от них все еще слабо вспыхивали осветительные патроны, а где-то слева отчанно рубились Пирр и Ут – резкий звук стали, скрежещущей о сталь, раз за разом нарушал ночную тишину. Валин слышал, как эдолиец пыхтит и бранится, а за этими звуками различал более тихое, быстрое дыхание убийцы. Все это было неважно. Сейчас перед ним был Юрл, слепо шарящий в темноте.

– Это конец, – сказал Валин.

Под ногой Юрла хрустнул гравий: он переместил вес. Снова завихрение воздуха, свистящий выдох, струйка страха – и Валин отбил в сторону атакующий меч. Он понял, что чувствует себя как дома здесь, в этой огромной тьме, и закрыл глаза. Звуки и запахи окружающего мира обступили его со всех сторон; его язык молниеносным движением высунулся наружу, пробуя ночь на вкус.

«Хал, что ты со мной сделал?» – подумал он.

Впрочем, было уже слишком поздно для таких вопросов – и было поздно уже давно, целую вечность, понял он. И дело не ограничивалось странным алхимическим процессом, произошедшим у него в крови. Что-то в его сердце угасло, когда он нашел тело Ха Лин на полу в той пещере, – какая-то часть его существа, которая любила свет и надеялась, что после ночи наступит утро. Ведь в конце концов, когда он вынес тело своей подруги к солнцу, она так и осталась мертвой.

«Лучше уж оставаться в темноте».

По его щекам катились слезы, замутняя зрение, – но он больше не нуждался в зрении.

– Ты не можешь победить, – сказал Валин, следуя за отзвуком телесного тепла своего противника. – Брось свои клинки, расскажи мне все, что знаешь, и я дарую тебе чистую смерть.

«Чистую смерть»… Даже произнося эти слова, он чувствовал, что это ложь. Больше всего на свете ему хотелось наброситься на Юрла и разорвать его на кусочки; он хотел, чтобы тот страдал, вопил в темноте и чтобы лишь собственная боль была ответом на его крики.

– Иди к Шаэлю! – огрызнулся его противник, делая выпад обоими клинками одновременно.

Такую атаку инструкторы на Карше называли «крылья мельницы». Это движение предназначалось либо для чересчур самонадеянных, либо для совсем отчаявшихся бойцов. Валин легко откатился в сторону, уворачиваясь от удара. Даже на расстоянии двух шагов он слышал затрудненное дыхание Юрла, волну панического жара от его тела, чувствовал вкус его ужаса.

«А ведь это приятно!» – понял Валин, хотя что-то в нем сжалось от отвращения при этой мысли. Оскалив зубы, он шагнул вперед.

– Кто стоит за заговором? – спросил он.

– Если я тебе скажу, ты меня убьешь, – отозвался Юрл, отступая дальше в темноту. Его голос звучал сдавленно и беспомощно.

Одним стремительным, точным движением Валин сделал выпад. Он ощутил, как сталь впилась в тело, разрезая мясо, затем сухожилие, затем кость; затем, спустя полмгновения, Юрл завопил, и послышался грохот меча, упавшего на скалистую поверхность. «Запястье», – подумал Валин,