Адив скорбно кивнул.

– Санлитун, благословенны были дни его жизни, никогда не хотел с ними драться. Он даже собирался подписать с ними договор. В степи нет ничего такого, что оправдывало бы расходы на крупную военную кампанию. У ургулов нет городов, нет накопленных богатств, нет пахотной земли, которую можно обложить налогом. Это не более чем кочевой сброд, кучка лошадиных пастухов.

– И тем не менее я слышал, что император планировал двинуть свои силы за Белую реку, – тихим голосом вставил Шьял Нин.

Эдолиец окинул настоятеля тяжелым, недоверчивым взглядом.

– Вы хорошо информированы здесь, в ваших горах на краю света.

Нин пожал плечами.

– Ургулы – наши ближайшие соседи. Когда они отгоняют лошадей на зимние пастбища, они время от времени приходят к нам торговать.

Голос Адива прошуршал гладко, как шелк, который он носил:

– Как я уже сказал, империя предпочла бы оставить этих людей в покое. Однако в последние десять лет они упорно продолжают нападать на наши пограничные укрепления.

– Которые вы построили на их стороне реки, – возразил Тан.

Адив развел руки в примирительном жесте:

– Речь идет о большем, чем аннурские укрепления. Среди этих людей бытует какое-то странное пророчество – обычная бессмыслица насчет восставших спасителей и сброшенного ярма. У любого побежденного народа имеются подобные истории и легенды; в Аннуре они тоже были, во времена тирании крешканских королей. Обычно подобные истории безвредны, но этот их новый вождь взбудоражил ургулов, вдохнул жизнь в старые потухшие угли, и пожалуйста – внезапно они все безумно хотят войны!.. Как это ни печально, их необходимо остановить. То, что там происходит, – это мятеж, даже если они и не являются частью империи; а мятеж порождает мятеж. С периодическими налетами на наши рубежи в тысячах лиг от Аннура мы бы могли смириться. Но что, если Фрипорт вдруг тоже вспомнит о своей древней истории, а вестедам взбредет в голову начать посматривать к югу от Ромсдальских гор, в сторону Эргада или Эренцы? Что, если баскийцы снова решат, что Железное море сможет защитить их от аннурских флотилий? Этого нельзя допустить, особенно в то время, когда мы ведем непрекращающуюся войну с неуловимым Цавейном Кар-амаланом и племенами джунглей на Пояснице!

Советник покачал головой.

– Нет, сопротивление должно быть подавлено, как бы нам ни хотелось оставить их в покое. – Он повернулся к Кадену. – В частности, по этой причине мы должны поторопиться вернуть Вас в Аннур, чтобы Вы могли занять место Вашего отца на Нетесаном троне.

У Кадена путались мысли: частью от вина, частью от головокружительной ответственности, неожиданно обрушившейся на его плечи. Кто такой Цавейн Кар-амалан? Кто такие вестеды? О половине вещей, упоминаемых Адивом, он имел лишь смутное представление, почерпнутое из детских воспоминаний, о другой половине вообще ничего не знал. У него уйдут месяцы – нет, годы! – чтобы наверстать упущенное, чтобы изучить хоть малейшую долю того, что необходимо для эффективного управления империей.

– А что сейчас? – спросил он. – Кто управляет Аннуром со времени смерти моего отца? На ком лежит забота о моей сестре и нуждах империи?

Адив кивнул, словно предвидел этот вопрос.

– Ваша сестра поистине нуждается в заботе. Она весьма сообразительная молодая особа, а согласно последней воле Вашего отца ей был доверен пост главы министерства финансов. Что же до управления Аннуром – сейчас оно находится в руках Рана ил Торньи.

Каден покачал головой. Еще одно имя, которого он никогда не слышал.

– Когда Вы покидали Аннур, ил Торнью только что назначили провинциальным командиром гарнизона в Раалте. Вот почему его имя Вам незнакомо, – подсказал Адив. – Я впервые встретился с ним, когда он был повышен до командующего Северной армией, после чего мы работали бок о бок, после того как Ваш отец утвердил за ним звание кенаранга и вызвал его в Аннур.

«Кенаранг»… Древний титул, берущий начало еще в золотом веке, когда Эридроей правили Атмани из своей столицы на далеком юге, еще до того, как ими овладело безумие и они разрушили все, что имели. Аннурские правители позаимствовали некоторые термины из лексикона Атмани в надежде, что освященные веками имена и титулы придадут их власти ауру древности, которой им так не хватало, когда Териал уй-Малкениан сколачивал империю из обломков республики при помощи одного лишь меча и силы воли. Звание кенаранга было высшим военным постом в империи, ему непосредственно подчинялись генералы четырех армий. Странно, что двое людей, о которых Каден впервые узнал только сейчас – Тарик Адив и Ран ил Торнья, – занимали две высочайшие государственные должности после самого императора.

– Каким образом провинциальный командир Раалте смог стать кенарангом меньше чем за восемь лет? – спросил он.

Его голова по-прежнему болела от попыток собрать все услышанное в единое целое; он смотрел на свои ладони, словно надеясь найти там какую-нибудь подсказку.

– Мисийя может ответить на этот вопрос лучше, чем я, – сказал Адив. – Мое понимание военных дел ограничивается точкой зрения чиновника.

Вначале Каден решил, что Ут так и будет хранить молчание. Затем воин пошевелился в своем кресле, так что стальные пластины его доспехов заскрежетали одна о другую – звук, заставивший Кадена поморщиться. В конце концов Ут заговорил:

– Пока военные от Ниша до Ченнери играли в политику, ил Торнья выигрывал сражения, важные сражения. Ургульские собаки вели себя беспокойно, и Санлитун, благословенны были дни его жизни, быстро осознал, что за подарок преподнесла ему судьба в виде этого провинциального командира. Он повысил Рана ил Торнью до командующего Северной армией и успел с этим назначением как раз вовремя. Через месяц ургульское отребье навалилось на нас несколькими волнами, впервые перейдя Белую реку с военной силой. Когорты из Бреаты и Ниша все еще были в тысяче миль к западу – они там что-то скулили про то, что защищают нас от осмелевшего Фрипорта. – Ут скривил рот в жесткой усмешке. – Если бы Ваш отец позволил мне поступить по-моему, головы каждого из этих капитанов торчали бы на пиках!

Массивный воин, казалось, на несколько мгновений лишился дара речи, настолько он был захвачен своей яростью. Проведя годы среди монахов, Каден почти забыл, каким безобразным может быть гнев. Страсть Ута делала его еще более уродливым, чем помнилось Кадену. Когда эдолиец в конце концов продолжил свою речь, его голос звучал сдавленно и отрывисто:

– Раалте могла выставить не более пяти тысяч пехотинцев и никакой кавалерии. Когда явились ургульские собаки, дивизия ил Торньи была измотана и малочисленна. Любого другого генерала стерли бы в порошок; но кенаранг – не любой генерал. Он разделил свои силы на четыре части – на четыре! – и просто разнес в клочки это отребье! Расставил столбы с головами каждого десятого ургула, независимо от пола, вдоль