– Доволен ли ты жильем?

Комната представляла собой будуар с огромной кроватью, пуховой периной, сетчатым пологом, коврами на стенах и уютными мягкими халатами в шкафу. В ней пахло ароматными маслами, пролитыми винами и еще чем-то, о чем я предпочитал не думать.

Каден нарушил мое молчание:

– Это одна из его слабостей. Комизар не принимает посетителей женского пола в собственных покоях. Видимо, он решил, что изнеженному вельможе здесь будет уютно. Что ж, как я вижу, он оказался прав, – он остановился и посмотрел мне в лицо. – Мое собственное жилье намного скромнее, но Лии оно пришлось по вкусу. Если ты понимаешь, что я хочу сказать.

Мы стояли лицом к лицу. Я понимал, что за игру он ведет.

– Хочешь раздразнить меня, чтобы я на тебя бросился, и тогда ты сможешь перерезать мне глотку?

– Мне незачем перерезать тебе глотку. Но я должен тебя предупредить. Если хочешь, чтобы Лия осталась в живых, держись от нее подальше.

– А теперь ты грозишься убить ее?

– Не я. Но если у Комизара или Совета возникнет хоть легкая тень подозрения, что вы двое что-то замышляете, спасти Лию не смогу даже я. Помни, твой обман могут разоблачить. Не тяни ее за собой. Да, и не забывай – прошлой ночью она предпочла тебе меня.

Потеряв голову, я прижал его к каменной стене, но его нож уже был у моего горла. Он улыбался.

– Еще одна любопытная деталь, которая не дает мне покоя, – хотя ты и проиграл мне в состязании на бревне, но по отточенным движениям можно узнать скорее хорошо подготовленного солдата, чем кисейную благородную барышню.

– Может, просто тебе нечасто приходилось встречать кисейных благородных барышень.

Каден опустил нож.

– Это верно.

Остаток пути до зала Санктума мы проделали молча, но его слова кувалдой били мне в висок… Не тяни ее за собой… хоть легкая тень подозрения, что вы вдвоем что-то замышляете…

А Каден, похоже, уже догадывается. Как ему это удалось, я не знал, но мне следовало быть убедительнее, чтобы уверить его и прочих дикарей: нас с Лией ничто не связывает. Мерзко было это сознавать, но он был прав в своих рассуждениях – если меня раскусят, я не должен погубить и Лию.

Глава двадцать четвертая

Одобрил и принял клан Меурази.

Я понимала, что должна чувствовать страх. Одобрение – это искра, из которой может разгореться ненависть, а я никак не должна была допустить, чтобы Совет невзлюбил меня еще больше.

Но клан приветствовал и принял меня. И я это почувствовала. Отвернуться от этого я не могла. Я ощущала их поддержку в каждом стежке, в каждом кожаном лоскуте того платья, которое было на мне сейчас. Я чувствовала удивительную полноту и цельность. Маленькая Ивет сказала, что Эффире понравилось мое имя. Неужели простые венданцы за стенами Санктума слышали прежде имя Джезелия, и не откуда-нибудь – а из забытых песен, передаваемых из поколения в поколение в их родах?

Я размышляла о том, не преувеличивает ли Каланта враждебность Совета ради собственной выгоды? Прошлым вечером она наблюдала за Рейфом с не меньшим интересом, чем Комизар, – вот только причины у нее могли быть совсем иными.

– Идем же, – Каланта нетерпеливо подтолкнула меня в спину.

Я вошла в зал Санктума. В нем было шумно и многолюдно, и я понадеялась, что смогу проскользнуть на свое место незамеченной, но тут один из наместников, увидев меня, оторопело замер и закашлялся, обрызгав элем своих соседей. Какой-то чивдар неслышно выругался.

Мое беззвучное появление встряхнуло всех не меньше, чем если бы в зале раздался визг резаного поросенка. А когда толпа солдат расступилась, меня увидели Рейф и Каден. Они сидели за столом в другом конце зала, но при моем появлении медленно поднялись. У обоих был странный вид – смущенный и даже испуганный, словно прямо перед ними вдруг выскочил дикий зверь. Рейф не мог знать, что означает наряд из кожаных заплаток, и я недоумевала, почему и он глядит на меня так же.

Я не остановилась и продолжала идти вперед. Платье сидело как влитое. Раздались негромкие реплики по поводу кавы на моем плече и несколько одобрительных возгласов. Перед ними была не презренная монаршья особа, которую они видели вчера вечером. Сейчас мой облик был иным, более понятным и узнаваемым – девушка, которая выглядела почти как одна из них. Я была частью их истории, восходящей к древнейшему клану Венды.

– Jabavé! – Малик и еще два рахтана встали у меня на пути. – Что это нацепила на себя морриганская шлюха?

Их кинжалы были наполовину вынуты из ножен, готовые раскромсать на мне платье. Или меня вместе с платьем.

Я сверкнула на них глазами.

– Вы боитесь? Осмеливаетесь подойти ко мне, только обнажив кинжалы? – Я нарочито медленно обвела взглядом располосованную физиономию Малика, с которой еще не сошли следы моих ногтей. – Впрочем, ваш страх понятен. Учитывая обстоятельства.

Малик шагнул ко мне, но Каден внезапно оказался рядом и оттолкнул его.

– Она надела то, что ей велел носить Комизар – подходящую одежду. Ты осмеливаешься оспаривать его приказания?

Костяшки пальцев, которыми Малик сжимал нож, побелели. Приказания или нет, в его глазах горела жажда мщения. Это продолжалось с тех пор, как я оставила отметины на его лице. Двое других рахтанов, стоявших с ним рядом, переглянулись с Каденом и спрятали оружие. Малик неохотно последовал их примеру, а Каден повел меня к столу.

– Ты, похоже, ничему не учишься? – прошипел он сквозь стиснутые зубы.

– Надеюсь, это не так, – ответила я.

– Ты понимаешь, что надела?

– Тебе не нравится? – ответила я вопросом на вопрос.

– Это не то, что мы сегодня покупали.

– Но Эффира прислала именно это.

– Ради милостивых богов, сиди тихо, как мышь.

Он, судя по всему, тоже ничему не учился.

Я опустилась на стул слева от Кадена. Рейф сидел по другую сторону от него – достаточно близко для того, чтобы Каден мог следить за каждым его движением, но на таком расстоянии, чтобы мы не могли обменяться ни словечком или хоть взглядом, чтобы этого не заметил Каден. Для Рейфа, казалось, это не имело значения. Равнодушно скользнув глазами по моей венданской одежде, он отвернулся, после чего вообще не обращал на меня внимания. Мысленно я поблагодарила его за это холодное безразличие. Если Гриз, посмотрев мне в глаза, догадался о том, что связывает нас с Рейфом, могут догадаться и другие. Уж лучше сидеть вот так, отвернувшись. Но меня все равно тянуло к нему, и чем старательнее я его избегала, тем сильнее разгорался огонь в груди. Мне хотелось одного – повернуться и смотреть на него одного.

Вместо этого я стала