Чертыхнувшись, она позвонила дежурному, велев запускать последнего участника Подлясской драмы. Через полминуты, постучав в дверь, вошел худощавый парнишка ростом как бы не пониже Любы. Вытянувшись у порога, он безуспешно попытался расправить потрепанный и местами паленый комбинезон, после чего отрапортовал:

– Старший лейтенант Белов прибыл для дачи показаний.

– Садитесь, Дмитрий. – Она показала на стул. – СМЕРХ вызвал вас в качестве свидетеля по делу о гибели вашей роты в полосе наступления Беловежского соединения.

– Понимаю, зачем вызвали, – танкист держался бодро. – Дело было четыре дня назад на территории бывшей Польши. Командир дивизии поставил задачу прорвать оборону противника на подступах к Подляске. В случае успеха мы выходили на ровную местность, где нет болот и мало речных преград. Овладев Подляской, дивизия брала контроль над узлом важных дорог и захватила бы богатые трофеи, ведь там была база снабжения. Кроме того, мы создавали угрозу Варшаве и в то же время могли нанести удар на юг, навстречу Волынской группировке, и тогда рушилась оборона противника на огромном участке фронта.

– Это я уже поняла, – Любе пришлось остановить подробный тактический анализ. – Переходите непосредственно к трагическому эпизоду.

– Так точно. Штурмовые группы раздраконили передовое охранение, подвижные части продвинулись километров на десять-двенадцать и уткнулись в линию опорных пунктов. Плотная оборона была насыщена артиллерией и прикрыта минными заграждениями. Поэтому полковник Денисов приказал механизированной тактической группе нанести удар во фланг, обойдя укрепленную позицию со стороны рощи. Саперы установили, что мины там разбросаны редко, и проложили для нас проходы.

– Какие подразделения входили в состав тактической группы?

– Сводная бронерота майора Поникарова в составе пяти танков и четырех самоходных орудий, рота мотострелков на бэтээрах и рота на грузовиках. Майор четко организовал движение, мы затемно выдвинулись по рокадному шоссе, так что оставались не замеченными вражескими наблюдателями.

– Но я слышала, что майор Поникаров не был кадровым офицером.

– Не совсем так. Он рассказывал, что после института отслужил два года командиром танкового взвода, потом на танкоремонтном заводе работал. Он любил военное дело, часто сам на сборы напрашивался, вот и дослужился в запасе до капитана. Даже шутил: как надену мундир, говорит, так война случается. В восьмом году призван был на учения, а тут история в Осетии. Он всю войну в «шестьдесятдвойке» провел, после того майора дали. Пусть не кадровый, но хороший был командир, толковый, о нас, о личном составе, всегда заботился. Очень тщательно все решения принимал. Я прежде таких командиров только в старом советском кино видел.

Рассказ Белова подтверждал картину, описанную другими свидетелями, поэтому Горюнова, с трудом подавив зевок, проговорила:

– Это понятно. Итак, вы незаметно направлялись на предписанный рубеж атаки. Что произошло дальше?

– Преступление чистой воды! – взорвался танкист. – На проселке нас остановили. Там костер дымил возле речки, старшие офицеры пикник устроили с бабами… виноват, с женщинами. Все пьяные в стельку, их десятка два автоматчиков охраняли, даже эрпэгэ у них были. И генерал – он еле на ногах держался – принялся орать: дескать, вы дезертиры, прочь от фронта бежите. Майор Поникаров вылез из танка, стал по форме докладывать: мол, выполняем обходной маневр по приказу старшего командира. А генерал – Редькин его фамилия была – разбушевался совсем и кричит: «Я здесь старший командир. Приказываю вернуться и атаковать опорный пункт через поле!» Ну, товарищ майор попытался объяснить про минные поля и атаку во фланг, но сволочь Редькин не пожелал слушать и сказал, что расстреляет труса за невыполнение приказа. И пистолетом размахивает. Майор тоже уперся и говорит: «Атаковать в лоб значит положить всю технику на минах. А преступные приказы, согласно Уставу, не исполняются». Тут генерал совсем взбесился, застрелил майора Поникарова, приказал гранатометчикам взять нас на прицел, долго матерился, а потом снова приказал наступать по ровному месту.

– И вы подчинились?

– Так точно. Капитан Гущин принял командование бронегруппой и повернул колонну. – Белов опустил взгляд, потом растерянно посмотрел на Любу и сказал совсем тихо: – Знаете, товарищ следователь, когда увидел я, как падает майор Поникаров, появилось у меня нестерпимое желание стегануть по тем пьяным скотам из пулемета или гусеницами раздавить… Только не решился. Все-таки целый генерал приказ отдал, к тому же командир подразделения увел нас на поле. Там и пожгли нас: Кашаев и Демченко на минах остались, а Стрельцова, Базанова и меня пушками грохнули. Гущин погиб на своей самоходке, и другие тоже на поле горели. Меня контузило, наводчика убило на месте, мы с мехводом выползли через нижний люк. Пехоту тоже положили, сорвалась атака, противник сам вперед пошел, мы потом два дня без техники дрались, отступая. Сами пехотой стали. Я даже не знаю, кто из пацанов живой остался.

– Лейтенанты Демченко и Стрельцов живы, получили легкие ранения, – сообщила контрразведчица. – Старший лейтенант Чебыкин из самоходной части сильно обгорел, но тоже вернется в строй. Я за эти сутки беседовала с пятью бойцами вашего подразделения. Вы шестой.

По лицу Белова было видно, что старлей хочет спросить о судьбе других боевых друзей, но у Любы уже не было сил. Отпустив свидетеля, она повторила маршрут санузел – бытовка, только ни холодная вода, ни кофе не помогали.

Горюнова поняла, что заснула за столиком, когда голос майора Мамонтова приказал ей немедленно сдавать дела и отдыхать. Открыв глаза, Люба увидела, как замначальника Управления поручает капитану Островцеву отвезти ее домой.

– Я не закончила оформление… – пробормотала она.

– Мне достаточно протоколов, итоговую справку сам напишу, – фыркнул майор. – Сегодня героический полководец предстанет перед главкомом.

Видимо, старший лейтенант снова вырубилась, потому как очнулась в служебном «мерине». Герман уже выехал за пределы расчищенной вокруг Управления зоны и теперь, чертыхаясь, лавировал между брошенными машинами.

– Спи, – буркнул капитан. – Пока в твою глухомань доберемся, солнце два раза сядет и встанет.

Сонливость малость отступила. Устроившись поудобнее, Люба осведомилась задумчиво:

– Вот забавно – все танкисты почему-то маленького роста. Не встречала ни одного, кто был бы на голову выше меня.

– И не встретишь, – засмеялся Островцев. – Долговязый бугай просто не поместится в танке. Для того и были в армии требования к физическим данным военнослужащих.

Он поведал, что согласно довоенным нормативам, рост танкиста не мог превышать 175 сантиметров, экипажа БТР – 180, моряков и спецназовцев –