– Так точно, лейтенант Лавандов.
– Порадуйте энтузиаста. Три машины трофейные доставлены на ремонтные заводы.
– У нас есть танкоремонтные заводы? – обрадовался Бобровко.
– Обживаемся, – усмехнулся полковник. – Например, в Пинске завод по ремонту дорожно-строительной техники не поврежден бомбардировками. Другие предприятия тоже подключаются.
Вернувшись к БТ-5 № 225, Аркан обнаружил спящего в щели Варгушина и дремлющего под танком Бородина. Спать пока не хотелось, поэтому старший лейтенант решил подежурить ближайшие два часа, а потом уже заворачиваться в плащ-палатку.
Лагерь притих до утра, но какая-то жизнь продолжалась. Артиллеристы расставляли пушки, время от времени пробегали озабоченные командиры, бродили часовые.
Мимо танка прошел, зевая, старлей рязанских мотострелков. Похлопав по броне, спросил сидевшего на башне Реутова:
– Говорят, хорошую добычу взяли?
– Недурную. И железа всякого, и провиант, и галантерею… – Аркан громко зевнул. – Наверное, завтра и вы свою долю получите. А что случилось с нашими грузовиками?
– Так рагули попытались отобрать, шоссе перегородили, чуть до стрельбы не дошло. Но ваш Кольцов развернул танки и столкнул их КрАЗы с дороги. Потом решили, что наши две роты пойдут к вам на подмогу, а рота на бэтээрах останется сопровождать груз до границы.
– Понятно. Деревню ту легко взяли?
– Гайдамацку Волю? Часа четыре пришлось повозиться. Там сотен пять зомби с пулеметами и безоткатными пушками засело. Штрафники почти все полегли, поэтому пехоту больше в атаку не гнали. Окружили деревню и стали долбать артиллерией. Они все пытались вырваться, но мы отражали атаки. На поле много горело «арабесок» и валялось жмуров. Потом уже, когда выбили им тяжелое оружие, танки ворвались в деревню, а мы – следом.
– Нормально. – Аркан снова зевнул. – Слушай, братишка, не побрезгуй, возьми чуток нашей добычи.
Рязанец, которого звали Слава Кувшинников, горячо поблагодарил за трофейный сухпай и бутыль газировки. Пехотный офицер ушел к своему подразделению, а Реутов еще час бродил по лагерю, стараясь не удаляться от танка. После все-таки растолкал Серегу и завалился спать. До самого завтрака никаких происшествий не случилось. Противник не беспокоил, командование тоже.
Глава 8
Горит и крутится планета
Израненная планета по-прежнему вращается, и новый день методично ползет с востока на запад, отсчитывая градусы меридианов. В Европе еще ночь, на Ближнем Востоке – предрассветные сумерки, на долготе Москвы наступило утро, в Сибири – день в разгаре, а в Калифорнии только заканчивается вчерашний вечер.
На всех континентах люди либо воюют с врагами мира и человечества, либо работают на войну, либо думают о войне. Такое уж время – повсюду грохочет битва, и альтернатива небогатая: либо мы их, либо наоборот. Все просто.
На случай, если не каждый житель планеты способен это понять, отмобилизованы спецслужбы и армии, а кое-где обнаружены по сусекам и более толковые средства переубеждения. Одно такое устройство путешествует во тьме европейского неба.
Четырехмоторный ветеран Ан-16 шел курсом на запад налегке. В хвостовой части на фюзеляже был надежно закреплен малогабаритный груз весом около тонны. Не самое мощное изделие, но вполне надежное. По причине особой важности задания, в грузовом отсеке разместились восемь офицеров СМЕРХа.
Сидевший в командирском кресле подполковник Ким Болотников уже не впервые подивился, для чего нужна подобная охрана. Не иначе как перестраховщики на земле опасались, как бы пришельцы не попытались взять самолет на абордаж.
Усмехнувшись, подполковник проверил показания приборов, а затем нажал клавишу старенького лампового магнитофона. Древняя машинка случайно нашлась на подмосковной даче и, как ни удивительно, заработала. Удалось даже записать на магнитную пленку хорошие песни – новые и старые.
В наушниках заструился яростный голос барда-летчика Николая Анисимова:
Воздух августом расплавлен, Обратились тучи в бегство, Под завязку я заправлен, И подвешены все средства. И для птиц сирена воет, Опустели капониры. Пахнет в воздухе войною – Значит, миру не до мира. Нынче, видимо, до ночи День тяжелый мне маячит. Я не нож, но я заточен Под военные задачи.Песня была написана от лица фронтового бомбардировщика Су-24, поэтому лирические герои совершали отчаянный рейд втроем: самолет и два летчика. Уложенные рифмованными строками слова барда весьма близко к тексту излагали происходившее сейчас в небе, пусть даже в Ан-16 работало побольше народу.
Вот колдовавший над картой штурман подал команду, и пилоты взяли правее, разворачивая машину по широкой, выводящей на цель дуге. Высота – 7 600 метров, скорость – 580 километров в час.
Нам троим адреналина Добавляет неизвестность. Не жалея керосина, Я облизываю местность. Где-то рядом неприятель, Мне сейчас не до капризов. Включен главный выключатель – Мы всех выключим, кто снизу.Булатников тянул штурвал на себя, загоняя транспортник, превращенный в бомбардировщик поближе к техническому потолку машины. Они уже завершили разворот и приближались к мишени с запада. Высота 8 100 метров, скорость – 600 километров в час.
Штурман, не отрывая взгляд от карты, продолжал давать указания, учитывая высоту, скорость машины, слабый боковой ветер. Пилот продолжал удаляться от поверхности. С чем большей высоты удастся сбросить груз, тем дольше он будет падать, тем дальше успеет уйти самолет.
На девяти с половиной километрах машина закапризничала, и Булатников от греха подальше перевел пятидесятитонную птицу в горизонтальный полет. Как и в песне, был включен главный выключатель, то есть сняты все предохранители. Штурман отсчитывал минуты, потом секунды и наконец махнул рукой.
Смерховцы проворно освободили держатели. Изделие заскользило по направляющим полозьям и вывалилось через распахнутый хвостовой люк. Спустя положенные секунды над падающим снарядом развернулся многокупольный парашют, а самолет, задраив люк, уже форсировал моторы, набирая полную скорость.
Тактический боеприпас ТБ, он же «изделие 282-К», созданный в неимоверно далекие 50-е, неофициально назывался «Татьяна Б». Вероятнее всего, это была народная расшифровка аббревиатуры ТБ, но фольклор создал романтическую легенду о пышногрудой красотке, прельстившей падкого на слабый пол руководителя атомного проекта. Легенда пользовалась успехом, ибо стараниями множества писателей и сценаристов добродушный маршал сделался любимым персонажем постсоветской публики.
Так или иначе, бомбе предстояло плавно падать около двадцати
