Эрдвульф наблюдал некоторое время за нами, потом бросил что-то сестре, развернул коня и поскакал к своим. Они спешились и взяли щиты. Я смотрел, как мальчики принимают поводья лошадей, а воины образуют «стену щитов», смыкая их, заводя друг на друга, и подгоняют так, чтобы стена стала крепкой.
Вставая во второй ряд, я понимал, что должен был сдаться. Мы в любом случае обречены, так зачем плодить вдов и сирот? Мной двигал расчет, что Эрдвульф предпочтет не сражаться или его люди не захотят нападать на меня. Но я ошибся, и, что еще хуже, Эрдвульф точно знал, что делать. Он не стал вести свою «стену щитов» против моей, но не спеша изменил срой, превратив стену в «свиное рыло» – клин, нацеленный на мой правый фланг. Он ударит здесь, сосредоточив все силы на одном краю нашей «стены», а прорвав ее, окружит уцелевших и устроит в излучине реки кровавую баню.
– Мы повернемся к нему, когда подойдет, – распорядился Финан, молчаливо принявший на себя командование моими людьми. – Как только приблизится, ударим клину в бок.
– И пойдем за Эрдвульфом, – добавил сын.
Эрдвульф, сидя на коне, располагался за клином, чтобы, если каким-то чудом мы опрокинем его воинов, ему удалось сбежать от опасности.
– Мне доводилось ломать «свиные рыла» прежде, – заявил Финан, пытаясь укрепить в людях уверенность. – Бейте во фланг, и он рассыплется!
– Нет, – проронил я негромко.
– Господин? – спросил ирландец.
– Я не стану убивать своих, – бросил я Финану. – Дерись или нет, он все равно своего добьется.
– Значит, сдаешься?
– А какой у меня есть выбор? – горько осведомился я.
Меня подмывало дать Финану обрушить нашу «стену» на правый край клина Эрдвульфа. Славная будет битва, и мы положим кучу мерсийцев, но в итоге численный перевес сыграет свою роль. Выбора нет. Горько и позорно, но я лишь даром потрачу жизни своих дружинников, хороших и преданных парней.
– Выбор у тебя, похоже, есть, – с внезапным воодушевлением отозвался ирландец. Я заметил, что он смотрит поверх Эрдвульфа, на северный холм. – Видишь?
На гребне появились новые всадники.
* * *Запел рог. Это был унылый звук, угасший прежде, чем рог затрубил снова. Эрдвульф обернулся.
На дальнем холме виднелось два десятка конных. Это один из них дул в рог. Всадники обступали знамя, но из-за отсутствия ветра флаг обвис. Прямо у нас на глазах появились другие три штандарта. Каждого из знаменосцев окружала группа верховых воинов, но остальные всадники держались на обратном склоне, поэтому мы не могли сосчитать их. Все, что мы видели, – это тусклый блеск кольчуг и солнечные зайчики, отражающиеся от шлемов и наконечников копий.
Эрдвульф посмотрел на меня, потом обернулся на холм. Считать он умел. Четких правил не было, но один штандарт подразумевал сотню воинов, а у него в тылу собралось четыре флага. Появившиеся первыми всадники подались назад и укрылись, подобно прочим, на другой стороне склона, но знамена остались. Затем рог пропел в третий раз, от центра гребня отделились четверо конных и, сопровождаемые всего одним знаменосцем, поскакали по направлению к нам.
– Кто это такие? – спросил Финан.
– Откуда мне знать? – огрызнулся я.
Эрдвульф, похоже, был озадачен не меньше. Он снова взглянул на меня, потом развернул коня и погнал его к дороге.
– Люди Этельхельма? – предположил я, хотя если олдермен выслал своих дружинников, то почему они просто не присоединились к Эрдвульфу? Я подозревал, что Этельхельм и Эдуард решили заставить Эрдвульфа расхлебывать заваренную мной кашу. Им не хотелось бросать западных саксов в бой против мерсийцев, пусть лучше те истребляют друг друга.
А приближающиеся всадники были мерсийцы. Знаменосец размахивал штандартом на скаку, и мое сердце упало, поскольку на флаге была изображена скачущая лошадь Этельреда.
– Увы, – уныло проронил я.
Но Финан расхохотался. Я укоризненно глянул на него, потом снова вгляделся в пятерку конных, галопом промчавшуюся мимо Эрдвульфа. Из-под копыт взлетали пенные брызги, такие же белые, как плащ первого всадника, и тут я понял причину смеха ирландца.
Наездником в белом была Этельфлэд.
Не обращая внимания на Эрдвульфа, женщина промчалась мимо него, как мимо пустого места. Она была в своей длинной кольчуге, но без шлема и, приближаясь к задним рядам построения Эрдвульфа, не сбавила хода. Скакала Этельфлэд на Гаст, белой кобыле. Ноги, живот и грудь лошади были густо перепачканы грязью, а значит, скачка в последние два или три дня была напряженной. Миновав образованный щитами клин, Этельфлэд в облаке брызг развернула кобылу. Знаменосец и трое сопровождающих натянули поводья рядом с ней. Она не смотрела на меня, я тоже не тронулся с места.
– Вы отправляетесь домой, – обратилась женщина к воинам Эрдвульфа. Она взмахнула рукой в сторону юга, где его люди стерегли мост. – Вы уходите туда, и немедленно.
Никто не пошевелился. Все стояли и смотрели на Эрдвульфа. Тот тронул коня и приблизился.
– Твой муж велел… – начал он грозным тоном.
– Ее муж мертв! – крикнул я, перебив его.
– Твой супруг… – снова заговорил Эрдвульф.
– Умер! – гаркнул я еще громче и скорчился от боли, ударившей в нижнюю часть ребер.
Этельфлэд обернулась и посмотрела на меня. По ее лицу я понял, что она не знала про смерть Этельреда. Я и сам не был до конца убежден, опираясь на одно только слово Эльфинн, но верил, что девчонка говорила правду. Этельфлэд все еще глядела на меня, нахмурившись, и ожидала знака. Я кивнул:
– Он мертв, моя госпожа.
Она перекрестилась и снова повернулась к щитоносцам Эрдвульфа.
– Ваш повелитель мертв, – сказала она им. – Господин Этельред умер. Мы скорбим по нему и отслужим много месс за его душу, да спасет ее Господь. И теперь ваш долг – вернуться домой. Так идите!
– Моя госпожа… – предпринял еще одну попытку Эрдвульф.
– Кто тут правит, ты или я? – яростно оборвала его женщина.
Это был хороший вопрос, на который Эрдвульф не мог дать ответа. Сказать, что правит Этельфлэд, означало склониться перед ее властью, а назваться старшим самому – узурпировать господство над Мерсией. Его хрупкая претензия на власть строилась на браке с Эльфинн и на поддержке западных саксов, но обе эти опоры рассыпались. К тому же Этельфлэд доводилась
