Знала, что веду себя глупо. Шпионы Апрата или Дарклинга могли наблюдать за мной прямо в эту секунду. Меня могли схватить и увезти. Но это не имело значения. Я хотела гулять, наполнить легкие свежим воздухом, избавиться от ощущения рук Дарклинга на моей коже.

Я коснулась шрама на плече. Его шероховатые края чувствовались даже сквозь ткань пальто. На борту китобоя я спросила Дарклинга, зачем он натравил на меня свое чудище. Думала, что он сделал это назло, чтобы его клеймо осталось на мне навсегда. Но, возможно, дело было не только в этом.

Реальны ли эти видения? Присутствовал ли он в моей комнате, или его образ – плод моего воображения? Какая зараза угнездилась внутри меня, чтобы вызывать подобные галлюцинации?

Но мне не хотелось об этом думать. Только шагать, куда глаза глядят.

Я пересекла канал, внизу качались на воде маленькие лодочки. Где-то под мостом захрипел аккордеон.

Я быстро миновала сторожку и вышла на узкую улицу, которая привела меня к шумному рыночному городку. Людей стало даже больше, чем раньше. Они толпились на крылечках и с трудом втискивались на веранды. Некоторые играли в карты на импровизированных столиках из коробок. Другие спали, прижавшись друг к другу. Одна парочка медленно танцевала на крыльце таверны под музыку, которую слышали только они.

Дойдя до городских стен, я приказала себе остановиться, развернуться и пойти домой. Затем чуть не рассмеялась. Малый дворец сложно назвать домом.

«Такие люди, как мы с тобой, не могут вести обычную жизнь».

В моей жизни будет преданность, а не любовь, верность, а не дружба. Мне придется взвешивать каждое решение, просчитывать каждый свой шаг и никому не доверять. Жизнь, наблюдаемая со стороны.

Я знала, что пора возвращаться, но продолжала идти, и уже через минуту оказалась по другую сторону моста. Так просто – и я покинула Ос Альту.

Палаточный городок разросся. За стенами ночевали сотни людей, может, даже тысячи. Найти пилигримов было не трудно – я с удивлением отметила, что их число возросло. Они кучковались вокруг большого белого шатра и дружно смотрели на восток, ожидая рассвета.

Я услышала какой-то звук. Начался он как волна шепота, набухающего и трепещущего в воздухе, словно крылья пташек, а затем перерос в тихий гул, когда над горизонтом выглянуло солнце и осветило голубое небо. Только тогда я разобрала слова…

Санкта. Санкта-Алина. Санкта. Санкта-Алина.

Паломники наблюдали за рассветом, а я наблюдала за ними, не в силах оторвать взгляда от их надежд, их чаяний. Они ликовали, а когда над ними прорезались первые солнечные лучи, некоторые заплакали.

Гул увеличивался, то поднимаясь, то затихая, и превратился в вой, от которого волоски на моих руках встали дыбом. Словно поток, затапливающий берега; пчелиный рой, потревоженный в своем улье.

Санкта. Санкта-Алина. Дщерь Равки.

Я закрыла глаза, когда лучи заиграли на моей коже, молясь о том, чтобы почувствовать хоть что-то, что угодно.

Санкта-Алина. Дщерь Керамзина.

Их руки потянулись к небу, голоса зазвучали рьяно, перерастая в выкрики, вопли. Старые и молодые, больные и немощные, здоровые и сильные. Все они незнакомцы.

Я осмотрелась. «Это не надежда, а безумие. Это голод, жажда, отчаяние». Я словно очнулась от гипноза. Зачем я сюда пришла? Среди этих людей мне даже более одиноко, чем за стенами дворца. Им нечего мне дать, а мне – нечего им предложить.

У меня заныли ноги, и вдруг я поняла, как сильно устала. Повернулась и начала проталкиваться через толпу к дворцовым воротам под рев восхвалений.

– Санкта! – кричали они. – Солнечная королева! Дочь Двух Столбов!

Дочь Двух Столбов. Я уже слышала это на пути в Ос Альту. Два Столба – названная в честь каких-то древних руин долина, приютившая крошечные поселения на южной границе. Мал тоже родился где-то неподалеку оттуда, но нам никогда не выпадала возможность вернуться. Да и в чем смысл? Любые наши родственники давно похоронены или сожжены.

Санкта-Алина.

Я снова оживила в памяти скудные воспоминания о жизни до Керамзина: о блюдце с нарезанной свеклой, моих пальцах, испачканных ее красным соком. О пыльной дороге, за которой я слежу с чьих-то широких плеч; о покачивании бычьих хвостов; о наших тенях на земле. Рука, указывающая на руины мельниц – два узких каменных пальца, обветренные до голых осей дождем и временем. Это все, что у меня осталось. Дальше – только Керамзин. Дальше – только Мал.

Санкта-Алина.

Я пробивала себе путь через массу тел, натягивая шарф на уши, чтобы заглушить их крики. Внезапно мне перешла дорогу старая паломница, и я едва не сбила ее с ног. Я протянула руку, желая поддержать ее, и женщина вцепилась в меня, чтобы не упасть на землю.

– Простите, бабья, – вежливо произнесла я. Никто не скажет, что Ана Куя не обучила нас правилам поведения. Я осторожно поставила женщину на ноги. – Вы целы?

Но она смотрела не на меня… а на мою шею. Моя рука взметнулась к горлу. Слишком поздно. Шарф соскользнул вниз.

– Санкта, – взвыла женщина. – Санкта! – Она упала на колени и схватила меня за руку, прижимая ее к своей морщинистой щеке. – Санкта-Алина!

Внезапно меня начали дергать со всех сторон, хватать за рукава и края пальто.

– Прошу вас, – взмолилась я, пытаясь сбежать от них.

Санкта-Алина. Бормотали, шептали, выкрикивали, стонали. Имя казалось чужим, произносимым как молитва – незнакомое заклинание, чтобы прогнать тьму.

Люди толпились, подходили ближе и ближе, дерясь за место рядом со мной, трогали мои волосы, кожу. Я услышала, как что-то порвалось, и осознала, что это была ткань пальто.

Санкта. Санкта-Алина.

Тела сдавливали меня со всех сторон, люди толкались и пихались, кричали друг на друга, желая подобраться ближе. Мои ноги оторвались от земли. Я вскрикнула, когда кто-то вырвал клок моих волос. Они собирались рвать меня на части.

«Ну и пусть», – подумала я с внезапной ясностью. Это, может быть, мой конец. Никаких больше страхов, ответственности, кошмаров о разрушенных скифах или детях, поглощенных Каньоном, никаких видений. Я освобожусь от ошейника, от оковы, от гнетущего веса их надежды. «Ну и пусть».

Закрыла глаза. Вот и пришел мой конец. Скорее всего, мне посвятят страничку в «Истории святых» и наденут сияющий нимб на голову. Грустная Алина, Жалкая Алина, Безумная Алина, Дочь Двух Столбов, разорванная на кусочки однажды утром в тени городских стен. Мои кости будут продавать на обочине дороги.

Кто-то закричал. Я услышала сердитые вопли. Меня схватила чья-то крепкая рука и подняла в воздух.

Я открыла глаза и увидела угрожающее лицо Толи. Он прижимал меня к себе.

Рядом стояла Тамара с поднятыми руками и поворачивалась медленным кругом.

– Не подходите, – предупредила она толпу.

Некоторые паломники сонно заморгали, другие просто осели на землю. Она замедляла их сердцебиение, чтобы успокоить, но людей было слишком много. Вперед вырвался мужчина.