Но радость длилась недолго.
Они вышли из машины и направились к главному входу. Их сопровождал один единственный репортёр и оператор, который выглядел не старше выпускника колледжа. Макензи старалась не обращать внимания на невысокую женщину-репортёра, глядя поверх её головы на двери участка. По ту сторону дверей собрались несколько человек, и они смотрели на улицу. Среди них был мужчина, с которым она имела несчастье познакомиться несколько дней назад, – Лэнгстон Риджвей.
«Полагаю, вся шумиха из-за него», – подумала она.
Макензи прошла мимо репортёрши, не сказав ни слова. Эллингтон шёл за ней следом. Когда они дошли до дверей, Макензи услышала, как Кларк отчитывает журналистку; он не сказал ни слова о расследовании, но довольно грубо попросил её уйти. Макензи была уверена, что не пройдёт и часа, как это видео покажут по всем местным каналам.
Приблизившись к входу в здание, она отметила, что дверь ей открывает ещё один человек, с которым она недавно познакомилась, но почти не разговаривала. Офицер Ламберт быстро улыбнулся ей, когда она вошла. Она ответила улыбкой на улыбку, но глаза её следили только за Лэнгстоном Риджвеем. Ей хотелось ему кое-что сказать, но пока у неё не было возможности. Между тем Кларк ворвался в двери, пролетел между Макензи и Эллингтоном и встал лицом к лицу с Риджвеем.
«Это твоих рук дело, олух? – сказал Кларк. – Знаю, что ты привык получать всё, что захочешь и поэтому решил привлечь СМИ, чтобы и сейчас всё было по-твоему?»
«Как вы смеете так со мной разговаривать! – Риджвей был возмущён, хотя Макензи была уверена, что это была всего лишь игра на публику. – Моя мать умерла, а у вас до сих пор нет ответов. Даже вашингтонские отбросы не смогли вам помочь».
«Это правда, – сказала Макензи, по-дружески положив руку Кларку на плечо и немного оттолкнув его назад прежде, чем он сделал что-нибудь, о чём позже пожалеет. Она встала на его место, лицом к лицу с Риджвеем. – Но вы кое-что упускаете, пытаясь впутать в дело репортёров – наша работа сильно страдает от вмешательства прессы. Поэтому я думаю, что ваша выходка – это пиар-ход в преддверии будущих выборов, ведь она ну никак не поможет найти убийцу вашей матери».
«Как вы смеете говорить со мной таким…»
«Я из Вашингтона, – продолжила Макензи. – Ваше положение и связи для меня ничего не значат. Таких, как вы я вижу каждый день. Вы меня не впечатлили. Поэтому если вы действительно хотите, чтобы мы нашли убийцу вашей матери, держите язык за зубами и хватит продавать скорбь репортёрам».
Риджвей выглядел, как загнанный в клетку зверь. Было видно, что он не привык, чтобы с ним разговаривали подобным образом.
«Я пожалуюсь вашему начальству!»
Стоя за спиной Макензи, Эллингтон негромко рассмеялся. Затем он достал бумажник, вытащил визитную карточку и осторожно бросил её Риджвею. Визитка ударилась о его грудь и спикировала на пол: «Это его телефон. Не забудьте передать от меня привет».
Риджвей выглядел так, словно его огрели пощёчиной. Его удивление было почти комично. Он оглядел коридор, осознавая, что здесь не было никого, кто бы мог за него заступиться.
«А теперь, – сказал Кларк, – по-хорошему прошу покинуть мой участок, или я арестую тебя за препятствие правосудию. Уверен, оператор и журналист, стоящие на улице, будут в восторге».
Казалось, Риджвей был на грани истерики: «Мы ещё не закончили. Помяните моё слово».
«Помянули, – сказал Кларк. – А теперь проваливай».
Риджвей сделал так, как ему было сказано, не забыв перед этим одарить всех троих злобным взглядом. Выйдя на улицу, он с радостью остановился, чтобы поговорить с ведущей новостей.
«Не стоило нам так с ним», – сказал Кларк, уперев ладони в бёдра и отвернувшись от дверей.
«Пока забудьте о нём, – сказала Макензи. – Знаю, что это легче сказать, чем сделать, но не позволяйте себе отвлекаться. Нам нужно работать, чтобы получить результаты».
Кларк кивнул: «Да. Итак… если нам удастся найти…»
«Я бы хотела вернуться в «Уэйкман», – сказала Макензи. – Если та женщина, о которой говорил Ленни, была близка с Эллис, может, она может нам подсказать, какую зацепку мы упустили».
«Нина Брейди, – ответил шериф. – Если вы хотите с ней поговорить, я могу позвонить в приют и предупредить о вашем визите».
«Буду благодарна».
Сгорбившись, с выражением озлобленности на лице, Кларк пошёл по коридору. «Дайте знать, если понадобится помощь моя или моих людей», – крикнул он, не оглядываясь.
Макензи и Эллингтон вернулись на улицу. Она увидела, как Лэнгстон Риджвей садится в свою машину. Репортёр и оператор заметили их и поспешили к ним, но серьёзного взгляда и одного движения головы Макензи хватило для того, чтобы они резко развернулись и пошли к фургону, припаркованному в конце стоянки.
«С тобой всё в порядке?» – Макензи спросила Эллингтона, когда они сели в машину.
«Да. Почему ты спрашиваешь?»
«Шоу с визиткой… было забавным, но на тебя не похоже».
Эллингтон пожал плечами и вздохнул: «Даже не знаю. Меня раздражают жалкие политики вроде этого. Политики из маленьких городков особенно противные».
«Видимо, у тебя большой опыт в общении с ними».
«К сожалению, ты права. В детстве… было ужасно, – он вдруг задумался, а потом завёл машину. – Мы с тобой не говорим о подобных вещах. Думаешь, должны?»
Внутри Макензи вдруг вся сжалась от страха, сама не понимая почему. Она молча пожала плечами, и Эллингтон вывел машину на трассу.
«Могу предположить, что если даже от этих слов тебе стало не по себе, – сказал он, – тогда моё предложение о том, чтобы съехаться, наверное, жутко тебя напугало, я прав?»
Печальное во всём этом было то, то он был прав. Его предложение её напугало, и этот страх до сих пор жил внутри.
«Послушай, прости меня, – продолжил Эллингтон. – Должно быть, моё предложение было неожиданным, но я так чувствую. Я об этом думал несколько недель. Меня тоже пугает этот шаг… но я на него готов».
Они выехали на дорогу, идущую к «Уэйкману». Макензи была благодарна за то, что он не боялся показать свои слабости, но его открытость и воодушевлённость тоже её немало пугали. Именно поэтому она сказала то, что первым пришло на ум.
«Мы не можем жить вместе, – сказала она. – Если быть откровенной, наши отношения уже влияют на нашу работу. По крайней мере, на мою точно. Я чувствую себя безответственной, словно работа для меня сейчас на втором месте».
«Да, но думаю, мы…»
«Это неудачная мысль, – холодно
