Гена сделал паузу, вспоминая детали.
— Куранов среагировал мгновенно, открыв огонь следом за мной. Вначале мы ослепли от выхлопа пороховых газов, но потом ничего — прозрели.
Гена хмыкнув, качнул головой.
— Они знали о нас, товарищ лейтенант, уж больно торопились с атакой… Внезапной…
— Таким образом, сколько вы наблюдали человек?
— Восемь-девять — точно заходили в тыл.
— Так. Завязался бой, вы сразу переместились к нам или какое-то время пытались понять, что же происходит?
— Сразу, товарищ лейтенант. «Духи» последней группы открыли по нам плотный огонь, мы с Курановым, прикрывшись лощинкой, в которую вы спустились, двинулись за вами, контролируя тыл…
Помолчали. Докуривая сигарету, Баравков, уткнувшись в землю, вспоминал детали прошедшей ночи. Мне же хотелось еще раз убедиться в правильности своих заключений.
— Ген, все-таки подумай и взвесь, это очень важно: у тебя не сложилось впечатления, что мы встретились с «духами» случайно? Они вроде бы как делали свои дела, мы — свои. Не торопись, вспомни характер их действий — они шли к нам целенаправленно или, выскочив случайно, увидели нас и решили проверить на «вшивость»? Пойми, очень важны нюансы.
— Нет-нет, товарищ лейтенант, они ломились к нам. Мне даже кажется, что они бежали, опаздывая на перехват. Засады у них не получилось, потому что они не успевали с выходом на наш маршрут. Перемахнули дувал, а мы перед ними. Им ничего не оставалось, как без подготовки ринуться в атаку, сходу охватывая с тыла. Минут пять им не хватило, чтобы занять позицию на пути движения группы.
Похоже, все верно, худшие предположения находят подтверждения. «Духи» вели нас, но откуда? Где их наблюдатель? Или наблюдатели?
— А тебе не думается, что «духов» на нас вывели откуда-нибудь с хребта?
Глаза Баравкова округлились.
— Т-товарищ лейтенант, они точно торопились. Вы думаете, они нас засекли на маршруте и навели по радиостанции?
— О чем тут еще думать? Но… Есть одно «но». Где они нас засекли? В какой момент? Ты говоришь, они торопились на перехват?
— Определенно.
— Давай рассуждать: если «духи» засекли нас на рубеже боевого охранения, то наблюдатель по радиостанции вывел бы их на группу заранее. По кишлаку они перемещаются быстро и задача у них простая: отслеживай маршрут нашего движения и все дела. У них же получилось в авральном режиме — торопились. Почему?
— Может, наблюдатели, потеряв нас при спуске в долину, не разобрались, в каком направлении мы двинулись дальше?
— Конечно, может. Но, потеряв нас при спуске, им несложно было просчитать, с какой стороны кишлака мы окажемся после того, как выберем маршрут по равнинной местности. Это очевидно, Гена.
— А что, если «духовские» наблюдатели отслеживали обстановку перед населенным пунктом, а не с хребта? От чужаков, например, охраняли кишлак.
— Дельная мысль, имеет право на жизнь, но исключать наблюдение за нами с хребта и на подступах к кишлаку абсолютно нельзя. Главный вывод заключается в том, что у них появились приборы ночного видения и радиостанции. «Духи» основательно готовятся к войне, Гена. Нам вот, что важно понять! Легко не будет: они едва не «скушали» нас сегодня, а завтра?
— Точно, товарищ лейтенант, «духи» какие-то ученые стали.
— Да, уж, способные… Ладно, иди отдыхать, скоро последует реакция из дивизии. Получается, что душманы опять перед нашим носом, они и не собирались уходить в горы — легли на дно и готовы воевать.
— Нам бы еще один НСПУ для прикрытия, товарищ лейтенант.
— Начальник решает вопрос. Завтра узнаем. Отдыхай.
Вытянув ноги в курилке, я откинулся назад, но в мыслях все еще бежал по ночному кишлаку под лай озверевших собак, поливая огнем простенки дувалов.
Глава 16
Конец марта — начало апреля 1980 года в Кабуле оказались жаркими, — и «афганцем», срывавшим палатки напором «Хоттабычей», и боевым применением разведывательных подразделений 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Офицеры-разведчики были информированы о проводимых частями 40-й армии боевых операциях по обеспечению функционирования автомагистралей Кабул — Джелалабад, Кабул — Кандагар, Кабул — Хайратон и Кандагар — Шинданд. Мы не строили иллюзий в отношении военной составляющей, развивающейся в Афганистане по драматичному варианту, и своего участия в боевых операциях. Вооруженная оппозиция наносила многочисленные болезненные удары из засад вдоль основных дорог, по которым ограниченный контингент обеспечивался материальными запасами, вооружением, боеприпасами и продовольствием. Советские войска несли потери без какого-либо преимущества над душманами, контролировавшими дорожную сеть. Противником сжигались колонны большегрузных машин, перевозивших армейское имущество, топливозаправщиков с горюче-смазочными материалами для боевой и другой техники. На афганских дорогах гибли советские солдаты и офицеры.
Несколько дней назад я встретился с Сашей Мальковым, товарищем из медицинского батальона, с которым мы были в хороших дружеских отношениях. Проверяя службу по охране литерной стоянки самолетов, я столкнулся с ним при загрузке в его санитарную машину эвакуированных вертолетами из района боевых действий тел погибших солдат и офицеров. Тела перегружали из приземлившихся рядом «вертушек» в «таблетку», на которой Мальков увозил их в медицинский батальон для подготовки к отправке в последний путь на Родину.
— Саш, привет, тысячу лет не виделись, — обнялись мы с Мальковым, — или забыл, где находится разведка дивизии?
— Закрутился, Валер, все некогда! Видишь!
Он показал на открытую дверь «санитарки», где лежали в завернутых и набухших от крови плащ-палатках погибшие в бою десантники.
— Угу, дела…
— И вот так — каждый день… Но обещаю — буду!
— Предупреди заранее, Сань, попаримся, посидим.
— Без вопросов, Валер.
Александр торопился в машину, и мы уже стали было прощаться, но тут я спохватился.
— Слушай, ты в медсанбат?
— Ну да!
— Подбрось до штаба дивизии.
— Ради бога, садись. Там, кстати, в ящике тело офицера…
— Я с боку приткнусь, езды-то пять минут.
— Садись-садись, Валер.
Открыв дверь
