– У меня были на то все причины, – прошипел Арчибальд, медленно поднимаясь на ноги.

– Малколм! – послышался издалека громкий голос. Тот поднял меч, но сразу опустил его, увидев приближающихся отца и брата.

– Кровь Христова! Что, ради всего святого, ты делаешь? – проревел Маккенна.

– Лэрд Фрэзер и я не сошлись во мнениях, – ответил Малколм, – и подумали, что проблему лучше всего решить посредством поединка на мечах.

– Мечами и обманом, – тоскливо пробормотал Арчибальд, потирая челюсть.

– Так защищали себя рыцари на Святой земле, – весело сообщил Малколм. – А меня научил мой брат Джеймс.

Арчибальд вместо ответа сплюнул грязь.

Джеймс перехватил взгляд Малколма и улыбнулся.

– Я бы сумел побить его за половину времени, которое потребовалось тебе, – заявил Джеймс, никогда не упускавший возможности посоревноваться со своим старшим братом.

– Ну, это вряд ли, – буркнул Малколм и с благодарностью оперся на плечо, подставленное младшим братишкой.

Лэрд Маккенна внимательно осмотрел сына, и его лицо смягчилось, когда он понял, что Малколм не получил серьезных повреждений.

– Из уважения к лэрду Армстронгу и его гостеприимству вы двое впредь станете ограничивать свои поединки учебным плацем, – сказал Маккенна.

– Я непременно последую вашему мудрому совету, лэрд Маккенна, – заявил Арчибальд и взмахом руки указал на Малколма. – Но пусть ваш сын поступит так же, иначе я снимаю с себя ответственность за исход следующего поединка.

Хотя Арчибальд всем своим видом демонстрировал готовность к сотрудничеству, Малколм знал, что в душе Фрэзер кипит от ярости. Унизительно потерпеть поражение перед толпой, в том числе перед людьми, которые тебе служат. Сила и власть являлись основополагающими элементами выживания в Шотландии. Лэрд не может себе позволить утратить ни то ни другое.

Арчибальд отвернулся и зашагал прочь, но Малколм успел заметить яростный блеск в его глазах. Джеймс тоже его увидел. Его тело напряглось, а рука потянулась к эфесу меча.

– Фрэзер – подлый человек. Ему не знакомы понятия чести, а его кровожадность граничит с безумием, – произнес Джеймс. – Опасайся его, брат.

Малколм кивнул, полностью согласный с оценкой Джеймса.

– У тебя кровь.

Голос был женским, а тон – чрезвычайно недовольным. Джоан. Малколм опустил глаза на свою руку и увидел довольно-таки скверную рану.

– Я и не знал, что рана такая глубокая, – сказал он, удивленный, что почти не чувствует боли.

– Надо перевязать, иначе рана загноится. Иди за мной.

Малколм заколебался. Джоан раздраженно фыркнула.

– Лучше сделать это сразу. Мое предложение помощи не распространяется на очистку загноившейся и воспаленной раны.

– О, ты обладаешь редким талантом рисовать чрезвычайно привлекательные картины, Джоан, – саркастически заметил Джеймс.

– Я не говорю ничего, кроме правды, – огрызнулась она. – Ты идешь, Малколм?

Решив, что для него на сегодня более чем достаточно сражений, Малколм смиренно последовал за ней в замок. Они прошли через большой зал и поднялись вверх по узкой винтовой лестнице, затем вошли в большую комнату с яркими подушками на стульях, ковром с замысловатым узором на полу и свежими весенними цветами в вазе на столе. Женский солар.

– Снимай рубашку, – приказала Джоан. Она налила воды в миску, намочила чистую тряпицу, после чего, прищурившись, подняла глаза на Малколма. – Вино, эль или виски?

– Виски, – ни минуты не колеблясь, ответил он.

– Сейчас я скажу, чтобы принесли.

Она вышла из комнаты, стоя на лестничной площадке, громко позвала слуг и непререкаемым тоном отдала им какие-то приказания.

Очень скоро в комнату вошли сразу несколько человек. Они принесли воду, виски, хлеб, сыр и корзинку, наполненную инструментами, мазями и настойками. Джоан велела слугам поставить все на стол и властным жестом отослала их прочь.

Она мокрой тряпочкой смыла с раны засохшую кровь, землю, мелкие камушки и прочий сор. Малколм только морщился. Боль стала сильной и шла откуда-то изнутри.

– Придется зашивать, – сказала Джоан.

Она налила ему виски, вымыла руки и стала рыться в корзине. Отыскала нитку и иголку, вылила грязную воду из миски, налила туда виски и опустила в янтарную жидкость швейные принадлежности.

Малколм даже застонал, видя такую расточительность по отношению к восхитительному напитку.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он.

Джоан пожала плечами.

– Точно не знаю. Но так всегда делает лекарь перед тем, как зашивает мужчинам раны. И те очень редко воспаляются.

Малколм взял бутыль с виски и поставил ее поближе к себе – на всякий случай. А вдруг у Джоан имеются еще какие-нибудь нелепые соображения по использованию напитка. Такое великолепное виски должно попадать в желудок мужчины, а вовсе не на его кожу. Он с любопытством наблюдал, как она отрывает полоски ткани и проводит по каждой из них кончиками пальцев. Нахмурившись, Джоан отбросила две полоски, потом глубоко вздохнула и перекрестилась. Малколм окинул ее напряженным взглядом.

– У тебя есть опыт врачевания? – поинтересовался он.

– Вполне достаточный, – резко ответила Джоан.

Она взяла иголку и нитку и уставилась на него горящим взглядом. Тихо выругавшись, Малколм осушил свой стакан, наполнил его снова и кивнул, сообщив, что он готов.

Когда иголка коснулась его кожи, Малколм инстинктивно напрягся. Джоан погладила его по плечу, и у него замерло сердце – очень уж приятным оказался этот контакт. Озадаченный, он протянул руку и коснулся ее щеки. Джоан вздрогнула, и их взгляды встретились.

– Тебе больно? Хочешь, я налью тебе еще виски до того, как начну шить? – тихо спросила она.

– Нет, я… – Почувствовав себя чрезвычайно глупо, он замолчал. Неужели она не ощущает того же, что и он, – сводящего с ума желания обнять, отчаянной, туманящей разум жажды поцелуя? – Все в порядке. Можешь приступать.

Джоан наклонилась ближе, и Малколм почувствовал дурманящий запах ее волос – лимон и пряная лаванда. Его взгляд впился в ее прекрасное совершенное лицо – мягкая кремовая кожа, потрясающие голубые глаза, чуть вздернутый носик и большой чувственный рот.

Она одарила мужчину сердитым взглядом, каких в ее арсенале было великое множество, но, странно, желание поцеловать ее только усилилось. Неужели это виски ударило в голову… и не только в нее? Малколм стал глубоко и ритмично дышать, стараясь успокоиться.

– Ты все время ерзаешь, и это меня нервирует. Если хочешь, я позову кого-нибудь другого, кто окажет тебе помощь.

Ее голос проник в самую глубину его естества. Оказалось, что у нее необычайно чувственный голос – низкий, негромкий, с едва заметной хрипотцой. Завороженный Малколм представил, как ласкает и целует ее нежное тело, а она стонет от удовольствия.

– Я хочу, чтобы это сделала ты, Джоан.

Она судорожно вздохнула, и Малколм понял, что она удивлена его ответом. Тем не менее, она предпочла проигнорировать возникшую неловкость.

– Я могу начать? – слегка приподняв бровь, надменным,