Давина осторожно высвободилась из его объятий.
– Мне надо возвращаться, – сказала она, словно оправдываясь.
А Джеймс тут же заявил:
– Мы с Малколмом будем сегодня биться на плацу. Победитель получит право первым танцевать с тобой завтра на рождественском балу. Ты придешь смотреть?
Давина уставилась на него в недоумении. Она никак не могла взять в толк, как так вышло, что Джеймс и Малколм – самые желанные женихи во всем Нагорье – боролись за ее внимание. Что за странная причуда судьбы?
– Мне совсем не хочется смотреть, как вы деретесь. Вы не могли бы хоть на несколько дней забыть о соперничестве?
– Мы же братья, а братья всегда соревнуются друг с другом.
– Но я чувствую себя виноватой в ваших бессмысленных ссорах. Бессмысленных, потому что ни один из вас не вызывает во мне никаких чувств.
Джеймс усмехнулся.
– Ты говоришь одно, а твои поцелуи – совсем другое.
Давина хотела возмутиться и даже уже раскрыла рот, но вдруг негромко рассмеялась. А следом за ней рассмеялся и Джеймс. После чего у нее сразу же полегчало на душе. Ведь если они могли вместе смеяться… Значит, все не так уж плохо.
Но Давина понимала, что не стоило предавать этому факту слишком большого значения.
Прикрыв ладонью пламя свечи, чтобы не задуло ветром, Давина шла следом за Малколмом и Лилеей. Сколько же людей принимало участие в этом шествии! Уже наступила ночь, и светящиеся огоньки, густо усыпавшие все пространство двора, казались живыми, волшебными…
– Мы как будто в сказке! – воскликнула Лилея.
– Это точно, – согласился Джеймс. Он протиснулся сквозь толпу и пошел с ней рядом. – Мы все держим свечи, освещая путь Святому семейству, чтобы ничего плохого не случилось с ними в ночь перед Рождеством.
– А где моя свеча? – спросила Лилея.
– На, возьми мою, – предложила Давина. Она задула свечу и протянула ее девочке.
Лилея поморщилась, глядя на тонкий дымок от угасшего пламени, но требовать, чтобы свечу снова зажгли, не стала – лишь прижала ее, еще теплую, к груди и тихо спросила:
– Когда здесь появится младенец Христос?
– Он приходит в полночь, – ответила девочке Кэтрин. – Хотя мы на самом деле его не увидим.
Лилея надула губы и пробурчала:
– Почему это?
– Он приходит в символическом смысле, – пояснил Джеймс.
Лилея вздохнула. Из того, что сказал дядя, она поняла лишь одно: никакого младенца не будет. Снова вздохнув, девочка заявила:
– Но я хочу увидеть младенца. И хочу подержать его на руках.
– Ты еще слишком маленькая, чтобы держать на руках младенцев, – с улыбкой сказал ей Малколм.
– Папа, ну пожалуйста!.. – заныла малышка, и губы ее задрожали.
– Что это?! – громко воскликнул Джеймс. – Никак снег пошел? Я, кажется, поймал снежинку.
– Снег?! – оживилась Лилея. – Я очень люблю снег!
Джеймс взял девочку на руки.
– Тогда давай смотреть на небо. Может, еще одна снежинка упадет.
Уловка сработала. Лилея забыла о младенце и, запрокинув голову, уставилась в небо, ожидая обещанного снега. Давина же с удивлением смотрела на Джеймса; она увидела его с совершенно неожиданной стороны. Оказывается, он умел быть терпеливым. Похоже, девочка оказывала на него благотворное влияние. С ней он становился мягче и добрее.
Люди медленно шли к церкви, держа перед собой свечи. Небольшая церквушка не могла вместить всех желающих, и потому отец Доминик отслужил мессу перед храмом, у самодельного алтаря. Несмотря на холодный ветер, всем было тепло, потому что люди стояли, тесно прижавшись друг к другу.
Давина стояла вместе с ближайшими родственниками лэрда ближе всех к алтарю. Она шевелила губами, беззвучно повторяя молитвы, которые знала наизусть. Лилея уснула на руках у Джеймса еще до того, как закончилась служба, но, перед тем как заснуть, пробормотала, что хочет подержать на руках младенца Иисуса. Джеймс передал девочку на руки отцу, чтобы тот отнес ее в кровать.
Принц, верный пес, затрусил следом за Малколмом, несущим дочь на руках, и Давина была рада и за пса, и за девочку, чей покой охранял такой верный и бдительный друг.
Хотя этой ночью замок уснул позже обычного, с рассветом все уже были на ногах, что неудивительно – легко просыпаться с сознанием того, что тебя ждет праздник!
Не успели закончиться все пирожки с требухой, как пришло время сказок. Мужчины, женщины и даже некоторые подростки по очереди садились в большое кресло у жарко натопленного камина и потчевали своих родичей старинными преданиями. Конечно, рассказчика то и дело перебивали, поправляли, беззлобно над ним подтрунивали, предлагая свою версию всем знакомой истории. И все это сопровождалось шутками и смехом.
Эля и вина не жалели: когда же сказки стали надоедать, на смену им пришли песни. За толстыми стенами замка бушевала непогода. Ветер гнал по небу тяжелые тучи, а издалека доносились зловещие громовые раскаты, предвестники холодного дождя – вовсе не волшебного снега. Но все это было там, снаружи, а здесь весело потрескивали поленья в огромных очагах, и благотворное тепло разливалось по замку – и от огня, и от людских улыбок.
Лилея устроилась на коленях у Давины, чуть подбрасывавшей ее в такт музыке. Занятие это отнимало немало сил, но зато дарило бездну радости и веселья обеим участницам игры, так что усталости не чувствовала ни та, ни другая.
В какой-то момент вдруг выяснилось, что из всех членов семьи вождя клана в зале осталась одна Лилея. И Давина догадалась, что взрослые пошли за подарками.
– Иди сюда, малышка. Твой дедушка принес поросят, – позвал дочь вернувшийся Малколм. Он забрал девочку у Давины и, любезно улыбаясь, спросил: – Вы поможете нам раздавать подарки?
– Раздавать поросят? – в недоумении переспросила Давина. – Вы дарите друг другу живых свиней на Рождество?
Малколм расхохотался, и смущенная Давина следом за ним направилась к столу, заваленному всякой полезной всячиной – от рулонов шерсти до фляг с элем. И еще там было много глиняных фигурок свиней с прорезями на головах.
– Вот и поросята, – сказал Малколм, указав на глиняные фигурки.
Давина с интересом наблюдала, как люди выстраивались в очередь. Сюда приходили целыми семьями, и каждый получал свой подарок. Женщинам доставались рулоны шерсти, мужчинам – эль, а самые младшие получали по глиняному поросенку. Получив подарки, семьи собирались кучками и отходили в сторону.
И вдруг, как по команде, глиняных поросят стали бросать на каменный пол. А вместе с черепками на пол посыпались спрятанные в поросятах монеты.
– По твоему лицу я вижу, что Армстронгам этот милый рождественский обычай незнаком, – заметила Айлен.
– Я действительно многое вижу здесь впервые, – призналась Давина. – Мой дядя на Рождество собирает арендную плату, а подарков никто никому не дарит, – добавила девушка, дивясь тому, как сильно отличались здешние празднования Рождества от тех, что она
