– Мсье со свадьбы, который ест апельсины! Мсье со свадьбы…

На несколько долгих секунд Лоле показалось, что время действительно остановилось, потом Жеральдина подошла к Эльзе, повторявшей одну и ту же фразу:

– Мсье со свадьбы, который ест апельсины!

– При чем тут свадьба, дорогая? Он не был на свадьбе Лолы и Франка.

– Был, был, был! Я его видела! Я его видела!

– Где? – спросила Мари-Анж.

– За деревом! За деревом! За деревом!

Клод и Франк повернулись к Лоле синхронно с Мари-Анж и Флоранс. Она пожала плечами и наклонилась поднять Марию, упавшую носом на кафельный пол, побежала с ней в ванную. Бертран свободен. Малышка плакала. К глазам Лолы подступили слезы. Сегодня? Признаться сегодня? У нее за спиной появился Франк, и тут зазвонил телефон Клода.

Когда он закончил разговор, выражение его лица было красноречивее слов: Мегера скончалась.

25

Пожелание «Сдохни!» осуществилось. Франк клялся и божился, что не имел в виду ничего подобного. Мари-Анж разрыдалась, как по команде, не могла успокоиться, заявила, что не поедет в больницу и на покойницу смотреть не станет. Лола думала только о Бертране. Тяжело ранен. Тяжело ранен. Тяжело ранен. Насколько тяжело?

В ту секунду, когда за Франком и его отцом закрылась дверь, она кинулась к компьютеру и… не узнала ничего нового. Информацию об освобождении Бертрана гоняли по кругу, даже не меняя текст комментария, и это множило страхи Лолы. Заложник был свободен, но ранен. Эльза не отреагировала, когда на экране вновь появилась фотография Бертрана, и не стала отвечать на расспросы. Лола заявила, глядя на мать и свекровь «честными» глазами и молясь в душе, чтобы голос не подвел:

– Вам не хуже моего известно, что он не был приглашен на нашу свадьбу!

Ее апломб помог – разговор перешел на тему похорон. Лола уже легла, когда вернулись мужчины. Она позволила Франку заняться с ней любовью, но думала об одном: Бертран свободен.

Она поднялась на рассвете. Комментаторы терялись в предположениях. Бертран очень тяжело ранен. Лола почти совсем приглушила звук, чтобы слышать дом, ни о чем не думала и ничего не чувствовала, кроме медленного биения своего сердца. В коридоре раздался шум, Лола поспешила открыть ставни и утешилась зрелищем пухлого снежного ковра, застелившего весь сад. Появился Франк, обнял ее за плечи.

– Я видела прогноз в новостях, – сказала Лола, не отводя взгляда от идеально белого пространства. – Снегопад не скоро прекратится. Не хочу садиться за руль и уж тем более тащить детей на похороны или оставлять их здесь одних.

– Да ты и не можешь. Ленни и Мария нуждаются в тебе больше, чем кто бы то ни было. А прабабушку они будут помнить – она оставила каждому в наследство по Библии!

Перед обедом Франк и Лола решали судьбу двух священных книг, лежавших на белом покрывале. Они подержали их в руках, потом Франк закрыл чемодан и скомандовал:

– Брось в огонь!

– Сам брось!

Лола повторила, глядя мужу в глаза:

– Делай что хочешь, но на меня не переваливай.

Франк вновь открыл чемодан и, бросив туда книги, буркнул:

– Говорил же – она готовит нам какую-то подлянку! Ведь говорил?

Возразить было нечего. А Франк продолжил, надевая темно-синее пальто:

– Она всю жизнь мутила воду, а теперь пожизненно лишила меня слова. Заложником можно стать и у себя дома, не только в Африке!

Интересно, Франк сделал интуитивный намек или правда «сочится из стен»? Лола тяжело задумалась, уставясь в пустоту. Правда желала обнаружить себя, и к ее услугам был верный рыцарь Франк.

– Что молчишь? Считаешь, я не прав?

– Конечно, прав.

Он обнял молодую женщину.

– Поцелуй за меня малышей, не хочу их будить.

Появилась Мари-Анж в шубе, обругала снегопад, пожаловалась:

– Мне правда очень жаль, что мы испортили вам праздник.

– Забудьте, – ответила Жеральдина, – и езжайте осторожно.

– У меня в багажнике лежат цепи, если что – мама подтолкнет, – пошутил Франк.

Мари-Анж снова рассыпалась в извинениях, Франк оборвал мать, вытолкал ее под снег и смачно поцеловал жену в губы. Эльза прикрыла глаза ладонью и воскликнула: «Бррр!», разрядив обстановку.

– Вернусь поездом, задерживаться не стану.

Он вышел на крыльцо, обернулся.

– Забери дубликат ключей от машины, а то пристрою куда-нибудь и забуду.

Он еще раз поцеловал Лолу и спросил, есть ли у нее ключи от франкфуртского дома.

– Моя связка лежит на комоде в прихожей.

– Осталось только мне потерять свои по дороге!

– Лучше не надо.

Франк шел по снегу к машине, обернулся, поймал взгляд жены, и она улыбнулась ему на глазах у матери и Эльзы, глядевшей в небо, затянутое серо-белыми тучами. Машина бесшумно катилась по центральной аллее, а Лоле казалось, что она слышит, как бьются-стукаются друг о друга миллионы тонн снежинок.

– Не беспокойся, Франк скоро вернется, несколько дней промелькнут как один.

26

Снежные заряды следовали один за другим, и Лола почти не выходила из дома. Играла с детьми, избегала разговоров с матерью – та слишком внимательно к ней приглядывалась – и собирала сведения о Бертране. «Заложник сбежал от охранников… Его пытались догнать, стреляли, ранили… Переправить Руа во Францию не представляется возможным… Он госпитализирован… Название больницы не разглашается… Родители успели вылететь в Африку, прежде чем испортилась погода…»

В Интернете других сведений не было, номер телефона, который Лола знала наизусть, больше не обслуживался. Она чувствовала тревогу и облегчение, панику и сладкое счастье, сменявшееся животным страхом. Думала Лола не о себе – о Бертране. Да, он свободен, но в каком физическом и психологическом состоянии находится? Через что прошел? Страшные вопросы и подозрения, задвинутые на периферию сознания, обрушились на Лолу, как снег с ветки дерева.

Как такой человек пережил подобный ужас?

В 19.30 позвонил Франк. Он наконец вошел в дверь безансонского дома, дорога была «сущим мучением», кремация скорее всего состоится 28 декабря. Лола потерялась в его болтовне, отвечала машинально, загипнотизированная танцем снежинок в воздухе. Каждая напоминала, что правда вот-вот потребует «заплатить по счетам».

– Будь любезна, закрой ставни в гостиной! – крикнула из кухни Жеральдина. Лола вышла на террасу и окунулась в ледяное безмолвие. Ночь полнилась будущим, смертью, страданием. Она отгребла ногой снег, чтобы освободить ставни, сильно потянула створку, прищемила палец и вскрикнула от боли.

– Неужели трудно накинуть куртку?

– Трудно. Я поранила палец.

– Господи, да у тебя кровь! Ну-ка, подвигай пальчиком. Хорошо.

Жеральдина смотрела на порез, Лола беззвучно плакала. Ей девять, четырнадцать, тридцать один. Она снова маленькая девочка, отвергшая медвежонка, подросток, узнавший о смерти отца, женщина, которая упустила мужчину своей жизни и испортила свой брак. Где-то в доме заплакали дети, и она кинулась к ним со всех ног.

Среди ночи температура у Ленни подскочила до 40°. Дежурный педиатр диагностировал грипп.

– Штамм в этом году очень агрессивный, будьте готовы, что и девочка разболеется. Взрослые тоже, и не тешьте себя иллюзиями, что давно не заражаетесь гриппом. Не думаю, что 31 декабря вы будете на ногах, и