вспомогательный персонал. В эти дни шла разморозка морозильных камер и ледяной воздух из них попадал прямо в цеха. На улице палило солнце, температура в заводских помещениях была близка к нулю. Тогда Терентий убирал еще и мэрию маленького городка. Так, вкалывая по двенадцать часов в день, он собрал девять тысяч долларов. Сейчас он добивал десятую штуку, работая по девять часов в день с одним выходным.

Сварен первый узел, за ним — второй, и пошла продукция по транспортерным лентам от одного рабочего места к другому, обрастая новыми и новыми деталями. На протяжении всей технологической линии замелькали огни сварки, разметались снопы оранжевых искр, повис сизый дым. Канадцы гордятся чистотой своего воздуха. Даже в промышленных зонах с сотнями предприятий но свеж, напоен ароматами скошенной травы. Все образовавшиеся в процессе производства дымы, пар, газы затягиваются специальными уловителями в систему воздухаочистки. Что-то заглатывается сразу, что-то клубится в цехах, оседая в легких работяг. Чиркают время от времени по лицу и волосам искры, прожигают (сколько их уже выбросил Терентий) футболки, попав на пропитавшиеся маслом места.

К своей работе Терентий относился философски, повторяя в трудную минуту: «Не солдат с автоматом сюда гнал! Сам в Канаду приперся — теперь терпи!» Однако подчас со злостью вспоминал он еще советских журналистов и чинуш из министерств, расписывавших североамериканские «заводы будущего». Там, по их словам, все делали автоматы и компьютеры, а в цехах стоял запах роз и орхидей. «Обували вас, как хотели! — размышлял Терентий. — При всей автоматизации производственных процессов всюду ручной труд. Не для того эти умные машины, чтобы облегчить жизнь работяге, а чтобы высосать из него последние соки!» Сам Терентий только раз попал на такой завод. Поработал там денек, облизнулся — мечта! Ни шума, ни дыма, ни искр. Дюжина технологических линий производивших двери автомобилей, бамперы, крылья и прочее, упиралась в стоявший прямо в цехе железнодорожный состав из двенадцати вагонов. Терентий проверял качество продукции. Провел рукой по детали, нет вмятин и выбоин — на стеллаж с готовой продукцией. Если есть — на стеллаж с браком. Забил полностью стеллаж — подъехал работяга на электрокаре. Хорошие детали забросил в вагон, плохие — увез на переплавку. Могли бы хозяева поставить электронику для технологического контроля, но работяги дешевле обходятся.

— Куда состав? — поинтересовался тогда Терентий у бригадира.

— В Портленд, в Штаты. Там собирать автомобили будут. Оказывается, дешевле изготовлять детали в Канаде, а саму сборку осуществлять в США. И дай Бог! Все мы боимся, как бы не перевели завод в Мексику. Здесь квалифицированный рабочий получает двенадцать баксов в час. Там — тридцать семь центов в день, и готов при этом ноги целовать хозяину. Ведь на таком же мексиканском предприятии заработная плата составляет двадцать центов в день.

Нынче в Канаде над всеми висит угроза безработицы. А ведь еще недавно владельцы мелких бизнесов чуть ли не за рукав тащили к себе людей просто гулявших по улице — лишь бы работали. Теперь приткнуться куда-нибудь очень сложно, и выбирать не приходится. Согласно закону, иностранцев берут только туда, где не хотят работать канадцы. А канадцы хотят работать даже с радиоактивными материалами. Видел Терентий и другое — кварталы сплошной безработицы, половина населения которых уже к полудню пьяна в хлам. Видел он и побирающихся, некогда благополучных людей, раздавленных кризисом. Терентий наблюдал нищих во многих странах. В Турции, в Египте, в Святой земле — в Иерусалиме тянулись за подаянием холеные, никогда не знавшие труда руки. Там эта публика поколениями занимается нищенством, передавая от дедов-прадедов внукам-правнукам свое ремесло и места попрошайничества. Никогда не забудет Терентий старую еврейку в Иерусалиме, которая завершив свой «рабочий день» аккуратно складывала банкноты, а мелкую разменную монету швыряла горстями в воздух, осыпая денежным дождем себя и прохожих. В Канаде было иначе. Конечно, попадались представители «династий», но большинство стали побирушками сравнительно недавно. Одни, окончив «работу», прихватывали в магазине бутылочку и, сев в собственную машину, ехали домой, где их ждал ужин. Другие в ночлежку-шелтер, где их тоже ждал ужин, чистая постель, а утром завтрак и сухой паек на целый день. Эти могут позволить себе выпивку лишь на следующее утро. Появление в шелтере в нетрезвом виде категорически запрещено и карается изгнанием оттуда. Для начала на две недели. Если бродяга снова проштрафится — его изгоняют из ночлежки навсегда. Немало в Канаде и таких, кто решил жить на улице, перебиваясь зимой в раздаваемых полицией пуховых спальных мешках. Жестко спать, заедают вши, если подали мало — приходится искать в урнах объедки. Зато — свобода, полная независимость от общества, отсутствие каких-либо обязанностей. Видел Терентий таких в Германии и во Франции, и даже в благополучной Швейцарии. Там они держались все вместе. Здесь, в Канаде каждый существует отдельно, полагаясь лишь на себя самого. Только в одном случае канадские нищие сбиваются в кучу — когда не хватает на выпивку.

— Вольно без работы гулять, — вспоминал

Терентий слова Некрасова, глядя на мордоворотов, трясущих пустыми стаканчиками с призывом подать.

Терентий никогда не подавал нищим. Гуляя по Торонто в один из своих немногих выходных, он увидел такую картинку. К сидевшей на лавочке молодой китаянке примостился седобородый, краснорожий и упитанный бродяга.

— Не будет ли у вас четырех долларов на кофе старому больному человеку, мэм? — пробасил он окутывая воздух перегаром.

— Я бы подала, будь уверена, что вы будете пить именно кофе, — ответила та.

— Разумеется, кофе, мэм! Кофе, кофе и только кофе!

— По-моему, вы предпочитаете более крепкие напитки, — неуверенно произнесла китаянка, открывая сумочку.

На обратном пути Терентий вновь наткнулся на седобородого. Тот, вероятно, расколол китаянку не только на «кофе», но и на «сэндвич», и теперь блаженствовал с бутылкой пива в руке. Рядом валялась пустая 50-граммовая бутылочка из-под виски.