захлебнется в крови и сгинет. Падет поставленный в честь нездешних богов храм в квартале ростовщиков, а сами они, по большей части еретики с точки зрения Башни, окажутся лишенными прав изгоями. Сознавая это, сейчас иноверцы не жалеют золота, взращивая заговор или потакая ему. Надеясь сменить короля и взрезать страну, как тушу забитого зверя: «Выпустим кишки Эндэре, но сохраним себя», – думают они. Любой ценой… Люди редко задумываются о цене, когда на весах – жизнь, вера, достояние.

– Всякий раз, тьфу ты, ну что за платок? Всякий раз, когда я скрываю важное от Бэль, дело приходит к дурному и неожиданному повороту, – нехотя признал король. – Герцог де Магридео убит, одно это равносильно объявлению невыгоднейшей для нас войны. А что еще скажет Армара, у герцога и там родня… Избежать войны мы могли, будь во дворце нэрриха Альба, читай в обители молитвы нэрриха Кортэ, живи плясунья Зоэ под присмотром королевы. Но увы, теперь я должник сына тумана. К тому же я вознамерился казнить его второго ученика, усугубляя долг.

– Видите, сколь полезны для прояснения рассудка прогулки в моем обществе? – улыбнулся Кортэ, снова слыша в своем голосе нотки звучания, обычного для сына заката или, что еще точнее – хитреца Абу, высоко ценившего Ноттэ и знавшего его много лет. – Вот и «Курчавый хмель». Так… Меня ждут. Прошу вас, не сочтите оскорбительным, примите повод и отведите коней вон туда. Вас не должны узнать. – Кортэ возвысил голос. – Абу, чертов еретик, лови!

Король неловко подхватил повод и уставился на свою руку, пытаясь припомнить, когда он последний раз лично седлал или расседлывал коня. Вороной Сефе возмущенно заржал, подпрыгнул и клацнул подковами по камням двора. Он полагал себя величайшим, достойным восхищения, равно как и хозяин- нэрриха. Бертран сплюнул лезущий в рот платок, соскользнул из седла, хмурясь и понимая: он изнежился в столице. Вдруг сделалось больно глубоко внутри: сейчас любимый пес умудрился бы все взять на себя и обратить в шутку. Пусть правитель трижды тайно покинул дворец, но Эспада неизбежно потащиться бы следом. А иные слуги сегодня… они строго исполнили волю короля. Сказал «вон!» – поклонились, покинули зал и забыли о повелителе, охотно занялись своими делами или предались безделью. И того хуже, побежали доносить тайным нанимателям и получать золото, проклятое и благословенное, отнимающее друзей и дарующее союзников…

Сефе сам притащил провожатого на конюшню, сам зубами оттянул щеколду и носом толкнул дверь личного стойла. Деловито сунулся в кормушку, проверяя запас ячменя. Король опомнился, тяжело вздохнул и принялся расседлывать чужого коня, с долей зависти отмечая: Тагеза выращивает лучших… Еретик Абу, чтоб ему икалось, недавно явился на прием и сладко пел в ухо о южных скакунах и новой породе, годной для правителей Эндэры. Был утомительно-однообразен в главном: только впустите мою сестру в дом вашего племянника, а табун и людей, умеющих взращивать долгогривое совершенство о четырех копытах, я подарю…

– Ужо так-то косоруко мало кто обихаживает коня, разве еретики, – укорил конюх, оттирая от стойла. – Идите вона – зовут вас. До дона Кортэ им тайная надобность.

Король охотно отдал поводья обоих скакунов и пошел в темный закут, к прикрытой двери, ведущей на задний двор. В тени беспокойно озирался рослый мужчина, он прятал лицо не менее усердно, чем сам Бертран: то и дело тянул капюшон ниже и прикрывал перчаткой подбородок. Одет был неброско, большего и не сказать.

– Эй, еретик, – шепнул незнакомец, – жить тебе и твоим людям в городе осталось дня три, так и знай. Вот бумаги, просмотри и обдумай. Молчи! Вот вещица, скажешь рыжему, её я и передал, он умеет вызнать тайное, у него тут всюду глаза и уши. Я оказываю тебе услугу, мои хозяева готовы сделать больше: безопасно проводить до границы. Но ты в обмен дай знать: чем лечил королеву? Все о её здравии, мой наниматель предан Изабелле и желает служить ей. Особенно теперь, когда выскочки из Барсы вовсе потеряли стыд и ум, не только вас желают резать, но и своих единоверцев. Понял всё?

Бертран кивнул, ниже наклонил голову и принял вещицу, завернутую в несколько слоев ткани. Посыльный тщательно прикрыл лицо, поправляя шляпу, выглянул в проход, опасливо покосился на конюха и далее – на светлый проблеск главного двора в открытых воротах конюшни.

– Ночью к тебе в дом постучатся. Приготовь запрошенное, запиши о лечении всё, подробно.

Король, самый главный «выскочка» всей Барсы, кое-как сохранил спокойствие, хотя бы внешнее. Еще раз кивнул и отвернулся, заставив себя не проверять, куда удалился незнакомец, скользнувший в щель черного хода. Пусть убирается. Довольно уже шумных глупостей и вспышек гнева. Вещица в ткани оказалась свернутым в трубку письмом на имя Кортэ, вскрывать его и читать король себе запретил. Прошел мимо стойл к главным воротам и замер в тени, наблюдая за нэрриха. Тот привычно ругался, простой и даже глуповатый на вид, эдакий здоровяк с толстым кошелем и убогими запросами: хапнуть, нажраться, подраться… Сейчас дон изволил слегка почесать кулаки и выпроваживал из гостерии подвыпивших гуляк, норовя напоследок одарить каждого подзатыльником. Хозяин заведения мухой вился рядом и жужжал благодарности, похожие на причитания.

– Уж вы мудры, уж вы к нам всегда с пониманием, уж все, от вас исходящее, есть свет, и мы благодарны…

– Ты хоть иногда умом поправляйся, – посочувствовал Кортэ, последний раз пнув пониже спины самого нерасторопного пьяньчугу. – Я как в отхожем месте сяду, от меня такое исходит… За золото продавать с лопаты не пробовал?

– Грех с вами один, – всхлипнул хозяин, так и не решив, смеяться или пугаться.

– Грех, но не один. Ужин готовь, я жду гостей. Сидр подай наилучший.

– Тот самый?

– Именно. Малый бочонок выкати. Мы с мирзой Абу изволим гулять. Да: для него неси баранину. Шутка ли, он спас королеву от тяжкого недуга. Во как. Еретик, а с понятием.