Оно вмешалось, и оно нездешнее, точно. Но мы люди, нам не полагается знать ответ на любой вопрос, и твой – как раз безответный. Порт давно позади. Отдыхай. Обещаю тебе: Альба вернется. Он нэрриха, его удел – возвращаться.

– Ветер выровнялся, – шепнула Зоэ бледными губами. – Родной ему. Спина болит, горло ноет. У меня большая дыра в спине?

– Даже маленькой нет, – заверил Вико.

– Высадите меня опять на скалы Серой чайки, – попросила Зоэ. – Остров знакомый, буду ждать брата.

– Ждать ветер глупо, он сам найдет тебя, если пожелает. Нам теперь – на запад, – вздохнул Вико, кряхтя и выпрямляясь. – На запад, Альба как раз в парусах шумит… Слышишь?

Воссоединение дона Кортэ с его гордым именем состоялось в знойное послеполуденное время дня, следующего за переполохом, потрясшим столицу от шпилей дворца и до самых убогих подворотен. События, огражденные от любопытствующих пологом одной лишь короткой ночи, были еще близки и свежи. Люди шептались и искали новости, как голодающие – зерно в исчахшей пашне. И пусть городская стража со зверским видом гнала всех, невзирая на знатность – лишь бы очистить улицы и не допустить даже намека на смуту. И пусть багряные и черные рясы мелькали в толпе чаще, чем в любой иной день. Пусть братья держали на виду оружие и ничуть не скрывали своей готовности применить его по первому подозрению в ереси, будь та ересь сколь угодно ничтожна и похожа на простое любопытство… Но даже так тишина не желала устанавливаться, город кипел. Люди шумели, слухи плодились, непокой ворочался и бурлил.

Настороженность и опаска лишь добавляли сплетням ценности и веса. Домыслы множились, делались все вычурнее и подробнее. Одни шепотом рассказывали: королеву отравили, за черным делом стоят южане, не зря их посол, известный злодей и чернокнижник, взят под стражу во дворце, а то и пребывает в пыточных подвалах. Иные отмахивались и со знанием дела поясняли: беда приключилась, когда пьяный пес короля дон Эппе поджег весь порт и зарезал градоправителя! Ведь дело-то понятное, он совсем сошел с ума, возомнил себя Филиппом Буйным. За это его хотели казнить, но пьяного по дороге к помосту отбили еретики, чтобы он второй раз загулял и спалил уже весь город, целиком. Совсем тихо добавляли: может, что и похуже готовится, не зря же черные заметны на всяком углу, а багряные мрачны и столь свирепы видом – не передать! Того и гляди плечистые братья заспорят о вере, вот уж тогда и без усилий дона Эппе от столицы и самого первого камня не останется, разве – пыль…

Кортэ быстро шагал по знакомым улицам, слушал сплетни краем уха, хмурился и тяжело дышал. Даже для опытного нэрриха бег при конском стремени – занятие не вполне обычное. Но иначе было никак нельзя. В ночь еще имелась надежда на то, что худшее не случится, но перед рассветом она угасла, мигнув напоследок и уколов болью – как задушенный в пальцах фитилек свечи. Ветер переменился, погнал пыль с рассветного края и завыл, зарычал – а кого бы оставила равнодушным собственная смерть? Насильственная, да еще и подлая – удар-то пришелся в спину…

– Как же так? Как посмели? Моего ученика, говнюки, прирезали, – иногда бормотал Кортэ, зыркая на редких прохожих, едва успевающих шарахаться и прилипать к стенам, вмиг распознав в лицо неминучую городскую напасть под коростой пыли и нищенским одеянием. – Моего ученика!

– Если бы я умел звать Оллэ, – виновато вздохнул Вион, наклоняясь из седла. Присмотрелся к лицу Кортэ и добавил: – Ты бы поехал верхом, устал ведь.

– Вот когда прирежут меня – отдохну, – рявкнул Кортэ. – Огляделся по сторонам, заметил, как пустеет улица, как окна закрываются наглухо. – Крысы! Все вы крысы! Моего ученика… Кишки жрать заставлю.

– Не все ведь виноваты, – испугался Вион.

– Пока не все мертвы, даже и виноватые, – оскалился Кортэ, замолчал и пошел быстрее. Миновал бедные окраины и свернул к «Курчавому хмелю», продолжая кипеть, но сдерживая себя по мере сил. Уже во дворе гостерии он бросил спешившемуся Виону: – Как же ты изрядно прав! Черт, я даже согласен считать тебя учеником, потому что ты прав, совсем по большом счету, по главному. Я распустился, я пру вперед дураком. Это плохо, меня надо осаживать. Ты займись. Водой поливай, что ли… Нет воды – помои сойдут. Я зол, как раскаленная сковорода. Зол и горяч. А должен быть зол – но холоден. Не то мозги все вытекут, и тогда пропало наше дело… Эй, хозяин! Где Кортэ?

Осторожно скрипнула дверь, к щели прильнула щека, блеснул глаз.

– Так вот они вы, – шепотом предположил хозяин гостерии.

– А еще?

– Ах, тот… Пьет в отдельной комнате. Мы его сперва хотели сдать страже, но выспросили все толком и оказываем помощь, значится. Именуем вами и поим тем, что подобает. Всем поясняем, что они и есть вы…

– Толково. И верят? – чуть спокойнее удивился Кортэ странному исполнению своего замысла относительно фальшивого сына тумана.

– Так с вами спорить накладно. Верят.

– Приготовь счет за того Кортэ, веди моего коня, всё мне. Подделку рыжую впредь именуй его именем… или никак не именуй, мне без разницы. Что творится в городе?

– Миру конец, – шепотом предположил хозяин гостерии, бочком выдвигаясь из тени во двор, мимо полуприкрытой двери. – Все едины в одном: или Тагеза на нас пойдет, или наш король обрушится на Алькем. Ну, острова тож не без оружия. Это верные слова, прочее же – слухи. Говорят, Эспада убил