ордена Золотого столпа, с некоторых пор в открытую именующих северную Барсу своей исконной землей.

Вместе эти силы, отягощенные бременем многочисленности вождей и невнятности общей цели, едва ли могли сломить оборону городов и замков, тем более быстро. Однако многозначительное молчание маджестика, внемлющего пророчествам бывшего патора Паоло, давало повод осознать: для рода Траста теперь невозможно сохранить корону, отсиживаясь за стенами. Да и нэрриха, союзники северной армии – при осаде крепостей они куда опаснее, нежели бочонки пороха в подкопах или пушки, заряженные тяжелыми каменными ядрами.

Эндэра приняла навязанный ей обстоятельствами чужой план, где исход всей войны отдавался в руки победителя главного сражения. У Эндэры, если разобраться, не было выхода. И потому королева ехала в карете и даже везла с собой наследника: похитить его могли откуда угодно и особенно из полупустого дворца, но никак не из-под надзора дикарки Аше и угрюмо-молчаливого Оллэ…

В полдень – так уж сложилась дорога – карета выкатилась на холм. Отсюда взгляд позволял оценить предстоящее поле сражения все, целиком.

Гвардия строила укрепления, прибывшие с вассалами отряды бестолково и вразнобой оформляли гирляндами повозок свои временные лагеря. Король красовался в начищенном латном нагруднике, снова ощущая в войне не только угрозу, но и прелесть большой игры. Он через третьих людей, окольно, умудрился выцыганить себе под седло рыжего Черта, коня нэрриха Оллэ, сокровище Алькема и наследство нэрриха Ноттэ. Нескладный облик скакуна не смущал короля, высокая передняя лука седла надежно оберегала его от позорного кувырка через холку. Вдобавок поодаль сменный вороной тагез лениво слюнявил серую траву и с долей презрения косился на тощего рыжего под седлом с золотым гербом: за что уроду досталась высокая честь?

Шатер для королевы разбили на склоне, выбрав место, удобное для наблюдения, но в то же время достаточно удаленное от предполагаемого боя. Король еще немного погарцевал на рыжем, пользуясь недурной погодой без дождя и делая смотр гвардии. Так он дождался без скуки подхода союзных войск, с нескрываемой гордостью пронаблюдал, как ровно движутся ряды конников. Хлопнул по гулкой латной спине любимого племянника – герцога Валериана Ламберто Траста, приведшего подкрепление из Барсы. Тепло приветствовал полки гвардии, обычно охраняющей перевалы долины Сантэрии от набегов из Алькема и морских пиратских налетов галер Риаффы. Теперь сухопутная граница лишена защиты, если не считать таковой слово Абу и витиевато-неопределенные, полные смутных намеков послания его отца, эмира Алькемского, доставленные голубиной почтой совсем недавно.

Еще раз осмотрев долину, пока вполне мирную и даже красивую, пеструю от знамен и гербовых лент на высоких пиках, король спешился и дал знак собирать всех, кого должно, на военный совет.

Изабелла следила за суетой с благодушием: подлинное счастье ведомо лишь тем немногим, кто перетерпел тяжелый недуг и ощутил его слом и свою победу, кто познал легкость послушного тела, заново звенящего силой и здоровьем. Сегодня королева не устала в пути, тошнота её не донимала, сон удался как нельзя лучше, а завтрак был съеден с аппетитом и прижился без бурчащих оговорок со стороны желудка. Королева подозревала, что во многом причина бесподобного состояния – прибереженные Абу для этого дня особенно сильные снадобья, может быть – весьма опасные для благополучия нерожденного наследника. Но в своем спокойном состоянии Изабелла к хитроумному послу испытывала лишь снисходительную благодарность. Из сопровождающего выезд королевы возка уже добыли любимое кресло, над ним торопливо натягивали полог. Королева прошла и села, щелчком пальцев потребовала подзорную трубу и принялась рассматривать суету в долине, давая слугам время обеспечить без лишней спешки обед, теплый шатер и все прочее, подобающее временному крову правительницы.

Далеко, у самого северного горизонта, темным опасным облаком шевелилась масса чужого войска: враг еще не перестроился из походных порядков, но уже опоздал выбрать место на поле боя.

За спиной тоскливо вздохнул Вион, строгим приказом Аше обязанный оберегать королеву.

– Красавчик, не лез бы к ней, как к девке, не сопел бы теперь мне в спину, – хмыкнула Изабелла с оттенком мстительного удовольствия.

Она отдала трубу слуге и осмотрелась, убеждаясь в отсутствии маари поблизости. Оглянулась на нэрриха, мельком оценив состояние шрамов: осколки склянки были вмяты полуживым Кортэ в лицо Виона, тогда принадлежавшего твари всем телом и почти всею душою. Первое время раны гноились, затем стали широкими грубыми рубцами. Но природа добра к нэрриха. То, что изуродовало бы человека пожизненно, этому везунчику подпортило красоту на несколько недель. Шрамы сгладились, выцвели, превратились в тонкие нитки на скуле и подбородке и, возможно, вскоре вовсе сотрутся. Пока же они добавляют лицу мужественности и взрослости, ничуть не менее того. Черты Виона снова правильны, румянец свеж, крупные глаза затенены длинными ресницами, разлет бровей, слегка подправленный коротким шрамиком на правой, стал даже интереснее.

По крайней мере половина столичных дур, – мысленно прикинула королева, – мечтает заполучить этого нэрриха к себе под балкон, чтобы затем сдаться на милость победителя и распахнуть для него окна спальни. Избалованный мальчишка понятия не имеет, что такое любовь, но сполна усвоил прелесть флирта. Ему лестно тешить самомнение и порождать сладко-соблазнительные слухи… Зачем ему Аше? Лишь затем, что не ждет и окна не открывает. Или – не так? Королева из-под век наблюдала мучительную скуку Виона, вынужденного охранять, исполняя докучный долг раба. Отметила – ни рвения, ни даже уважения…

– Малыш, ты можешь быть хоть трижды славным нэрриха и мастером рапиры, – сухо начала Изабелла, – но я в дурном настроении забуду то и другое, возьму да прикажу выколоть глазки… У вас, нэрриха, отрастают новые? А? – Изабелла помолчала, ожидая ответа. Вздохнула, вскипая гневом, пока что управляемым. – Молчишь… Еще раз промолчишь в ответ, как раз теперь велю проверить.

– Разве вам не требуется охрана? – огрызнулся Вион.