Он поднял руку, провел по лицу ладонью, но кроме до сих пор не зажившей ссадины ничего не нашел -- разве что кожа пощипывала, возможно, пара-тройка искр оставила на ней свои укусы. Поняв его удивление, она пояснила еще тише:
-- Как будто у вас опалены брови... И на лице сажа.
Он обернулся, невольно чувствуя, как краска стыда приливает к щекам и радуясь, что в темноте румянец не слишком заметен.
-- Сегодня была неспокойная ночь, -- сказал он, удерживаясь от желания начать пальцами стирать неведомые следы, размазывая сажу еще больше.
Леди Харроу вопросительно наклонила голову, но потом, кажется, что-то поняла, чуть приоткрыла рот, закрыла, раздумывая о чем-то, и вдруг спросила:
-- Выпьете вина?
-- Простите?
-- Я предложила вам вина. И... -- она прикусила губу, -- у меня есть травы, которые помогут легко восстановить брови.
Дойл взглянул на темное небо. До рассвета оставалось еще не меньше трех часов, а значит, ему пока некуда было спешить. И провести хотя бы час в обществе леди Харроу, в ее прохладной гостиной, наполненной неведомым ароматом, пить вино, налитое ее руками -- было слишком желанно.
-- Благодарю, леди Харроу, -- он поклонился и вслед за ней вошел в дом.
Звякнул колокольчик, и тут же из темноты коридора вышел слуга с зажженной свечой.
-- Леди, какое счастье, что... -- начал он, но осекся, увидев Дойла.
-- Джарви, зажги свечи в гостиной, подай вина и мяса и принеси мой сундучок с травами.
-- Слушаюсь, леди, -- старик Джарви поклонился и первым прошел в гостиную, от своей свечи запалил другие в гостиной, пошуровал в камине кочергой, заставляя угли разгореться. Леди Харроу, не дожидаясь помощи, которую слуга не успел, а Дойл не посмел оказать, сбросила черный плащ с меховой оторочкой, оставаясь в своем обычном глухом темном платье.
Повинуясь ее жесту, Дойл опустился на скамью, тихо выдохнул, распрямляя ногу. Слуга принес кувшин с вином, два серебряных кубка и поднос с мясом, нарезанным тонкими ломтями. Установил на столе, снова скрылся в коридоре -- и почти сразу вернулся, держа темный ларчик. Дойл узнал его -- его находили при обыске. Леди Харроу забрала ларчик, поставила его на скамью возле Дойла и как будто нерешительно спросила:
-- Вы позволите?
Дойл приподнял, насколько мог, голову и с трудом сглотнул -- лицо леди Харроу оказалось слишком близко от его лица, так близко, что он мог рассмотреть не запудренные веснушки на тон темнее кожи у нее на носу и щеках, влагу на ресницах, тонкие лучики усталых морщинок в углах глаз.
-- Конечно, -- пробормотал он, понимая, что голос звучит слишком натужно и хрипло.
Щелкнул замок ларчика, и леди Харроу попросила:
-- Закройте глаза, милорд.
Он подчинился, оставаясь наедине с ощущениями. Касание влажной тонкой ткани, стирающей следы золы с кожи. Случайное прикосновение прохладных маленьких пальцев. Острый льдистый запах незнакомой травы. Короткое объяснение:
-- Это сок имбирицы лесной, милорд. Он очищает раны от всякой попавшей скверны и восстанавливает кожу, подобно тому, как швы искусной мастерицы восстанавливают прореху в ткани.
Имбирица немного щипала, но Дойл даже если бы захотел, не сумел бы пошевелиться, дернуться. Ему казалось, что он навеки прикован к этой лавке, и был согласен на этот плен -- если вечность его лица будут касаться руки леди Харроу, и также вечно будет звучать рядом ее голос.
Новый запах -- сладковатый, похожий на запах травяного отвара от горячки.
-- Это душица голубая. У вас порез на щеке -- его стоит очистить и залечить, чтобы не осталось следа.
Душица не щипала и не холодила, наоборот, как будто грела. А потом все разом прекратилось. Зашуршала юбка, и леди Харроу сказала:
-- Вот и все. Постарайтесь не умывать лицо хотя бы до вечера.
Дойл открыл глаза, чувствуя сожаление от того, что все закончилось. Леди Харроу опустилась в кресло напротив, недалеко от камина. Дойл опустил голову, сдерживая побуждение размять затекшую шею, произнес:
-- Благодарю за помощь, леди, -- и прибавил: -- это много значит для меня.
Леди Харроу улыбнулась.
-- Вина?
Он поднялся, подошел к столу.
-- Я налью, благодарю.
Он наполнил кубок и протянул его леди Харроу, потом налил себе и снова вернулся на скамью.
-- Вы сказали, сегодня была неспокойная ночь, -- произнесла она после долгой минуты тишины, -- что произошло?
Он задумался. Это была неженская история, леди Харроу не следовало знать о погромах и пожаре -- вернее, об этом не следовало знать ни одной