-- Мой ответ "да", милорд, -- произнесла она после нескольких минут молчания, так тихо, что Дойл едва разобрал ее слова. А потом повторила громче: -- Да, милорд Дойл, я стану вашей женой.

Если бы в этот момент Дойла ударили по затылку дубиной, он и то не пошатнулся бы так сильно. Он приоткрыл рот -- но ничего не сумел сказать, слова не шли, застревали в горле.

Он не мог поверить в то, что услышал. Это было невероятно, немыслимо, даже неестественно. Но это было правдой. Ее губы действительно произнесли "да". Дойл перевел взгляд на руки -- и разозлился, что не догадался надеть ни одного кольца.

 -- Милорд! -- Дойл обернулся и хотел было проклясть Джила за то, что влезает не вовремя, но мальчишка протягивал ему кольцо, его же печатку. Дойл выхватил его из рук слуги, в два шага приблизился к леди Харроу и, склонившись, спросил хрипло, глухо:

 -- Вы примете от меня кольцо?

Она кивнула, и он вложил печатку в ее раскрытую ладонь. Позднее он наденет ей на палец другое кольцо, подходящее, а это останется у нее -- напоминанием. Она сжала печатку, словно боялась потерять, а Дойл аккуратно коснулся губами ее пальцев, уже имея на это право. Этот поцелуй как будто был ключом, разомкнувшим замок его внезапной немоты.

Захотелось сказать какую-нибудь чушь. Про то, как бешено бьется сердце, или про счастье. Дойл не позволил себе быть настолько жалким.

 -- Я хотел бы заключить наш брак без промедлений, -- сказал он ровно, -- но брат никогда не простит мне этого. Мы подождем до его победоносного возвращения в столицу.

Леди Харроу смотрела на него очень пристально и, кажется, чего-то ждала. Дойл выпрямился по возможности и поймал ее взгляд, но не сумел прочитать в нем подсказки. Она нахмурилась, но потом чуть дернула уголком рта и улыбнулась своим мыслям. Эта улыбка осветила ее лицо, и Дойл почувствовал, что ему нечем дышать. Эта женщина была нужна ему как воздух, даже больше него. От нее пахло свежестью и совсем немного -- травами. Как весенний луг после только что прошедшей грозы. Стало смешно от такой нелепой поэтики. И почему-то ему показалось, что она вновь угадала его мысли, во всяком случае ее улыбка стала шире, а в глазах мелькнуло что-то лукавое, немного насмешливое, но доброе.

 -- Вы оказываете мне большую часть, леди Харроу, -- пробормотал Дойл неуверенно и, еще раз поклонившись, поспешил оставить ее дом.

Нужно было подготовиться к приезду Эйриха, собрать лордов и сообщить им радостное известие о победе на Остеррадом, проследить, чтобы управляющий замка и начальник гарнизона устроили торжественную встречу. А еще -- постараться хотя бы ненадолго унять сумасшедшее волнение, готовое выплеснуться в любой момент. Короткое "да" леди Харроу стучало у него в ушах, перекатывалось на языке, проникало в кровь и пьянило сильнее крепкого вина. С мальчишеской, непривычной ловкостью он взлетел в седло и выслал коня галопом, не оглядываясь, поспевают ли за ним тени и Джил. Дойл чувствовал себя... проклятье, он чувствовал себя счастливым. Эйрих победил и возвращается домой, ведьма, где бы она ни была, не скоро еще отважится вернуться в столицу и продолжить свои козни, а леди Харроу согласилась стать его женой.

Конечно, впереди был неприятный, долгий свадебный обряд -- и Дойл дорого дал бы, чтобы его избежать. Впрочем, ему и без того следовало благодарить судьбу за то, что леди Харроу -- одинокая вдова, опека над которой после смерти Грейла перешла к королю, а не юная девушка под надзором отца и множества родственников: в этом случае обряд был бы еще дольше и еще невыносимее. Но, пожалуй, он готов был перетерпеть церемонию -- чтобы в конце нее навсегда получить леди Харроу, будущую миледи Дойл.

Спешившись перед замком и бросив слугам поводья, Дойл почти сразу же был вынужден отложить приятные мысли и заняться делами. Лордов созвали в кратчайшее время, а когда Дойл зачитал им послание короля, они в общем порыве поднялись со своих мест, не сдерживая ликующих возгласов. В этот момент они даже забыли о своей нелюбви к Дойлу и о том, что всю последнюю неделю на разные лады ругали его, старались задеть или оскорбить -- настолько велика была радость от известия о победе Эйриха.

Заговорили о встрече -- она должна была быть грандиозной. Только лорд-казначей замялся и принялся кидать на Дойла жалобные взгляды -- Дойл не одобрял расходов на пустяки. Но возвращение Эйриха не было пустяком, а сердце самого Дойла переполняла такая искренняя радость, что он коротко кивнул, давая добро на траты. Пусть усыпают улицы лепестками невесть откуда добытых посреди зимы цветов, пусть сыпется серебряный дождь мелких монеток, пусть выкатят на улицы бочки с вином из королевских погребов. Пусть страна ликует вместе со своим королем, пусть забудутся чума и война.

Вечером в своих покоях Дойл вытащил из шкатулки несколько перстней и один, золотой с крупным рубином, подарил Джилу. Мальчишка растерялся -- но то, как вовремя он вспомнил про однажды полученную от Дойла печатку, не оценить и не наградить было нельзя.

 -- Поздравляю вас, милорд, -- сказал он после невнятной, но искренней благодарности с лобызанием рук, -- это так хорошо, что вы на ней женитесь.

В другое время Дойл пресек бы подобную болтовню, но сейчас был слишком доволен всем происходящим, поэтому с усмешкой спросил:

 -- Нравится тебе твоя будущая госпожа?

 -- Да, милорд. Она, конечно... -- он замялся, -- такая смелая. И... -- он опустил глаза, -- вас так любит, милорд.

 -- Что ты несешь? -- Дойл ощутил раздражение.

То, что леди Харроу согласилась выйти за него замуж, было достаточным поводом для счастья -- желать еще и ее любви было бы как минимум самонадеянно, так что он не собирался об этом с ней даже заговаривать. Довольно и того, что она не испытывает к нему неприязни, чувствует уважение,