ошибки.
-- Моя ошибка дороговато стоит Стении, святейший отец, -- зло огрызнулся Дойл. Рик глухо, неприятно засмеялся:
-- Я и говорю о таких ошибках. Не о том, что можно легко изменить и исправить, а о том, что оставляет рубцы на душе. До сих пор вы не ошибались ни разу, и ваша душа была чиста от этого бремени -- осознания своей ошибки, за которую платить не вам самому.
-- Ты говоришь жестокие вещи, Рик, -- пробормотал Дойл с трудом.
-- Моя жестокость будем бальзамом, которая поможет зарубцеваться вашим ранам. Вы еще молоды -- и ваша душа оправится и возмужает в страданиях.
Теперь засмеялся Дойл -- громко, запрокинув голову:
-- Я достаточно повзрослел шесть лет назад, тебе ли не знать! И если страдания заваляют...
-- Я еще далеко не старик, милорд, а ведь я помню вас мальчишкой, едва знающим, с какой стороны взяться за меч, -- ледяные пальцы сдавили плечо как тиски. -- Вы еще молоды. И как любому из живущих, вам свойственно ошибаться, страдать, любить...
Дойл вскочил со стула, отталкивая Рика в сторону, и прорычал:
-- Придержи язык! -- но в ответ увидел только безмятежный взгляд темных глаз, который, словно холодная вода, погасил пламя его гнева. -- Ты помнишь, что я сказал тебе после войны, Рик? Что я не могу быть тем, кем был мой отец.
-- Вам это и не нужно, милорд. Ваш отец был великим человеком и великим королем, это так. Но вы значите не меньше, чем он.
-- Эйрих -- вот кто великий король. И я не желаю слышать от тебя...
Рик покачал головой, поклонился и произнес:
-- Как угодно милорду, -- он поклонился и бесшумно удалился, оставив Дойла наедине с невеселыми мыслями.
Глава 37
Кортеж королевы был отнюдь не таким роскошным, и встречали ее отнюдь не так торжественно, как следовало бы -- но на фоне побега ведьмы и отсутствия вестей от короля ее возвращение было событием неинтересным. Чернь, конечно, высыпала на улицы и глазела на карету, а лорды раскланивались, пока она входила в тронный зал -- но всем было не до нее. Зато сразу после церемонии встречи Дойл, невзирая ни на какие соображения приличия, ворвался к ней в опочивальню, перепугав служанок и фрейлин.
-- Что вы себе позволяете, любезный брат? -- спросила королева резко, своим неприятным высоким голосом.
-- Что вы, -- он сделал ударение этом слове, -- позволяете себе, любезная сестра? -- рявкнул он и, пройдя к сундуку с ее платьями, открыл крышку и вытащил первое. Внимательно осмотрел, отшвырнул, изучил второе -- грубо велев помолчать, когда королева попыталась что-то сказать. Как он и думал, в талии платья были не растравлены ни на полпальца, к тому же, в сундуке обнаружилось несколько широких лент, и не нужно было быть знатоком женского гардероба, чтобы догадаться, каким целям они служили. Еще одна лента, несомненно, утягивала сейчас талию королевы.
-- Милорд Дойл! Немедленно покиньте мои покои!
Дойл зашвырнул ленты обратно и спросил:
-- Неужели в вашей куриной голове нет и капли ума, сестрица? Как вы смеете подвергать опасности жизнь королевского наследника? И ради чего?
Щеки королевы окрасились в розово-фиолетовый цвет, она невольно подняла руку к животу, затянутому так туго, что несколько месяцев бремени были совершенно незаметны.
-- Вас это не касается, милорд, -- произнесла она зло.
-- Пока король в отъезде, я говорю его голосом. И взгляните-ка сюда, -- он поднял так высоко, как мог, увечную левую руку, слишком слабую, чтобы быть рукой здорового мужчины, -- этого вы хотите для своего сына, миледи?
-- Мой сын родится здоровым, хвала Всевышнему, ведь в нем течет... -- она осеклась. Дойл оскалился и закончил за нее:
-- Королевская кровь. Невелико утешение. Эй, там! -- из-за кровати высунулись головы монахинь. -- Вам было приказано следить за ее величеством. Если я еще раз увижу на ней подобную, -- он кивнул на сундук, -- ленту, она просидит в своих покоях взаперти до того, как разрешится от бремени. Вам ясно, ваше величество?
Королева кивнула, а потом прошипела, когда Дойл уже развернулся к двери:
-- Маскируете свои неудачи за нелепыми приказами, брат?
Дойл отвечать не стал, но его и без того не радужное настроение испортилось окончательно. Он велел подать коня и, взяв для охраны пару теней,
