– Может хватит, Брюс? Я начинаю за тебя бояться. Когда ты так раскачиваешь головой…

Ботрайт глупо хохотнул, глядя на обеспокоенную мину товарища. Он хотел съязвить на тему того, что и сам начинает побаиваться человека, висящего посреди комнаты на скрипящей пеньковой веревке. Но проследив, куда уходит конец этой веревки – вдруг увидел ненавистный силуэт надвратной башни. Растерянно икнув – поспешно опустил глаза.

– Интересно, как ты можешь говорить? Ведь петля… – он замолчал, поймав осуждающий взгляд лейтенанта. – Прости Рональд. Должно быть это бестактно.

– Да уж. О мертвых или хорошо, или…

– Да что ты шипишь? – Ботрайт раздраженно отмахнулся. – То ж не об этом. И ты не мертв. Сейчас, вероятно, мирно спишь у себя. А может – обходишь посты… или режешься в карты с Деем.

– Хм… – чуть качнувшись, не доставая носками сапог до пола с пару дюймов, Рональд флегматично почесал подбородок. Стараясь не касаться веревки, глубоко врезавшейся в шею. – В определенном смысле – мы все мертвы. Согласись.

– Соглашусь, – приподняв брови кивнул капитан. – Ибо спорить с тобой было бы странно. Ведь галлюцинации не имеют своих мыслей. Все вы просто отражение моих собственных… опасений.

– Ого-о-о, – уважительно протянул лейтенант. Тем временем тварь принялась еще яростнее вгрызаться в каменный пол. – Какие ученые слова, какие мудреные умозаключения. И человек, способный выстроить такую логическую цепочку – называет себя сумасшедшим?

– Я не называл, – неуверенно покачал головой Ботрайт, стараясь припомнить. – Но судя по всему, – он нервным жестом указал на образину, загребающую лапами и сосредоточенно работающую зубами, – и правда схожу с ума. А днем со мной пытались говорить вороны… Знаешь? Кружи-и-или так над головой и кричали. Жуть просто.

– Ну… может все не так плохо? Может – все это какие-нибудь знаки и знамения. Боги предостерегают… или подсказывают. Я в этом не силен, но может…

– Да-а-а чушь, – вяло возразил Ботрайт. – Не успокаивай меня моими же словами. Вон та херня, жующая камень – должна символизировать саморазрушение. Или воплощать совесть, которая вроде как, грызет? А может голод? Смотри, зубяки то какие. А вороны, значит, предвестники сме-е-ерти. А ты – ну… просто что-то связанное с висельниками. Да, весь бред от части логичен, но не стоит искать здесь мистику, – капитан шмыгнул носом, откашлялся, сплюнул. – Просто я схожу с ума. И все.

Он опустил голову, ожидая бессмысленного продолжения. Но вдруг понял, что все вокруг стихло. Не стало даже непрерывного, монотонного хруста. Зато где-то далеко нарастал знакомый, громоподобный топот копыт. Ботрайт открыл глаза. На ярко освещенном поле кроме него не было никого. Пока. Дрожь земли усиливалась с каждой секундой. Из-за ближайшего холма показались подскакивающие наконечники копий. Спустя мгновение огромная орда конников перешла в галоп. Поднявшийся ветер гнал непрерывные зеленые волны по высокой траве. Сзади тоже слышались боевые кличи и рев сигнальных рогов. Брюс Ботрайт судорожно вздохнул, вставая во весь рост и расправляя могучие плечи. Ушла болезненная худоба, не было лихорадочной горячки, заставляющей колени мелко подрагивать, пропал постоянный гул в ушах, вызываемый неровным сердцебиением. К руке будто прирос, вселяя уверенность привычной тяжестью, старый боевой топор.

– Нет! – неожиданно высоким голосом выкрикнул капитан, отгоняя наваждение.

Он мешком завалился обратно в угол, на засаленное, скомканное одеяло. Тяжело дыша и ловя расфокусированным взглядом полуистлевшую тварь, скребущую камень лошадиными зубами. Она тоже была кошмаром, но далеко не таким страшным. Надежда на освобождение – вот что пугало по- настоящему.

– Освобождение от чего? Ведь эти опостылевшие стены держат лишь потрепанное тело, а не тебя самого, – Рональд Брикман снова покачнулся, почесывая заросший подбородок. Его развернуло чуть в сторону и теперь лейтенанту приходилось сильно коситься, что бы удерживать зрительный контакт. – Да что ты так щуришься, дружище? Я ведь за тебя переживаю.

Капитан молчал, до боли сжимая зубы. Он, разумеется, понял намек. Но самоубийство было сродни дезертирству. А Брюс Ботрайт не был дезертиром.

– Самый легкий выбор – почти всегда бывает неверным, – процедил он своим поставленным командирским голосом. И боясь, что не сможет продолжить в том же духе – заговорил шепотом. – Я переживал и не такое… Важно знать своего врага. А я знаю. Вы лишь видения… проклятое наваждение… сон наяву.

Губы лейтенанта скривились в скептической ухмылке. Попытавшись указать куда-то кивком – он гротескно задергался на веревке.

– Сон говоришь? А зачем спящему это?

Ботрайт не без труда проследил за взглядом покачивающегося лейтенанта. И растерянно уставился на свой топор. Он не помнил, когда взял его в руки. Лоснящаяся деревянная рукоять была теплой на ощупь, по крепкому лезвию скользнул многозначительный, тусклый отсвет.

– Ну я же здесь один, – принялся оправдываться капитан. – Да еще эта тварь, – хруст крошащегося камня чуть усилился. А лейтенант снова улыбнулся. Гаденько так, с нескрываемой издевкой. – Да, одно с другим не вяжется… И что? Как бы там ни было – пока я справляюсь. С вами.