Фрейзер и не ждал встретить на пути ни одного целого моста.

– В той стороне овраг упирается в болото, а в той – в непролазный бурелом, верно? – спросил командующий не глядя на мужика, демонстрируя хорошую осведомленность.

Не дожидаясь ответа, который и так безусловно знал, отдал несколько коротких распоряжений. Спешился. Довольно бодро, для своего возраста, взошел на крутой пригорок. Погладил рукой глубокие шероховатости коры старого дуба. Обошел дерево кругом, отыскивая нужную ложбинку между корней. Вокруг стали собираться вызванные офицеры, но ни кто не прервал размышлений командующего громким докладом, ни кто не нарушил относительной тишины, будто задержавшейся на этом пригорке и не желающей отступать перед неизбежным, многоголосым шумом прибывающей кавалерии.

– Что бы наладить мост, – спустя некоторое время начал лорд Фрейзер, – уйдет несколько часов. Слышите? Топоры уже застучали. Но сидеть без дела мы, разумеется, не будем. Если мне не изменяет память, а она мне пока не изменяет, в двухстах шагах к югу через овраг перекинуто дерево. Огромный, старый ствол, лежит там много лет и используется местными как альтернатива мосту, – он небрежным движением махнул на обгоревшие останки, валяющиеся на дне оврага. – Верхом там ехать… не просто. Но перевести коней вполне сможете. Для того, что бы решить по какой дороге двигаться дальше – я должен знать, что же там впереди.

Несколько небольших отрядов отправились на разведку указанными путями. Кто-то обмолвился, что старый лис не зря живет на свете так долго. Знает все броды, овраги и переправы в Бирне. И даже шутливое прозвище «старый лис», данное рыцарю за его известный, прямолинейный нрав и бесхитростный подход, прозвучало иначе, чем обычно.

Отпустив всех, лорд Фрейзер остался на пригорке. В стороне от своих людей, будто из тихого угла наблюдая за шумными, полными сил молодыми воинами. Он хорошо помнил себя таким же. Буквально каждый день, каждую деталь тех приключений, походов и сражений, что выпали на его долю в молодости. А вот что ел на завтрак – не помнил. И очень боялся, что кто-нибудь это заметит. Щадя больные колени – осторожно опустился на землю, между двух особенно мощных корней. Снял искусно выполненную, пластинчатую латную перчатку, провел слегка дрожащими пальцами по еле видным бороздкам в коре. Бороздкам, оставленным его собственным ножом больше сорока лет назад.

– Ну как? Все лежишь? – тихо спросил он.

Тогда, так давно и одновременно так недавно, закапывая своего лучшего друга под этим дубом Фрейзер удивлялся, что его глаза совершенно сухи. Он удивлялся этому каждый раз, когда волею случая оказывался здесь. Четыре раза за сорок лет. Сначала перепуганным оруженосцем, потом заносчивым лейтенантом, матерым, уважаемым полковником и теперь… Как описать себя сегодняшнего Фрейзер не знал. Но был уверен, что такая неопределенность много лучше холодной тишины, не оставляющей места сомнениям. За эти годы он множество раз менялся самым неожиданным для себя образом, а друг, получивший случайную стрелу в брюхо, так и оставался мальчишкой оруженосцем. Восторженным, наивным… мертвым.

Перед глазами Фрейзера мелькали яркие, словно подсвеченные обостренным детским восприятием, образы. Верховой конь, кажущийся невероятно большим. Первый настоящий меч, судорожно сжимаемый запотевшей рукой. Снисходительные взгляды старших. И азартный блеск в глазах друга, предвкушающего свой первый, а как оказалось, и последний поход.

– А что ел утром – не помню… – тихо пробормотал седой рыцарь.

Поднялся, засопев от болезненного хруста в колене. Слегка нахмурился, примеряя привычное выражение лица. Грозно откашлялся и бодрым шагом направился вниз. Твердо решив двигаться дальше. Вперед в сторону или даже назад, лишь бы не оставаться на месте.

Салливан махнул рукой, призывая отряд ускориться и сам послал коня рысью. Он конечно мог не идти в разведку самостоятельно, но тащиться вместе с основной колонной было не слишком приятно. Бывалый рыцарь предпочитал чуть больший уровень опасности, при куда боле чистом воздухе и приятном окружении. Тщетные попытки некоторых командиров успокоить себя, бесконечно перетирая одну и ту же информацию, серьезно раздражали. Более того, Салливан предпочитал не отпускать далеко от себя молодого фон Келли, только оправившегося после удара по голове, полученного в той злосчастной деревне. Юноша явно обладал отменным здоровьем, ведь помучившись всего пару дней со рвотой и головокружением – он снова рвался в бой. По крайней мере, всеми силами это показывал.

Лесная тропка вывела группу из молодого сосняка прямо к высохшему руслу реки. Салливан не мог вспомнить ее название, то ли Пустая, то ли Сухая… Но хорошо видел, что и то, и другое полностью соответствует действительности. Речка эта, довольно широкая, но не глубокая, к концу лета частенько пересыхала. А восполнялась либо с осенними дождями, либо с весенним половодьем. Сейчас же, широкое, ровное русло могло служить неплохой дорогой. Мелкие окатыши в вперемешку со слежавшимся песком образовывали достаточно плотную поверхность. Салливан знал, что дальше пересохшая река заворачивает севернее, что не соответствовало предполагаемому направлению дальнейшего продвижения армии. Но учитывая то, что планы, по крайней мере обсуждаемые вслух, были основаны на заведомо пустых обещания Стенсбери – он все таки повел отряд вдоль некрутого берега. Собираясь проехать несколько миль в этом направлении и вернуться засветло – дал шпоры коню. Ехали быстро. Молодой сосняк по берегам постепенно сменился густым еловым лесом. Извивающиеся корни то и дело пересекали узкую прибрежную тропинку. Широкие, массивные еловые лапы неохотно пропускали редкие солнечные лучи, а толстая подстилка из опавшей хвои хорошо приглушала дробный стук подкованных копыт. Вероятно именно по этому вооруженный отряд всадников, показавшийся на противоположном берегу из такого же густого леса, заметили в самый последний момент. Щелкнули арбалеты, зашипели болты. Салливан, ехавший во главе отряда, резко осадил коня, развернулся, пригибаясь и закрывая лицо ворвался в плотный лес. Рискуя переломать жеребцу ноги в какой-