— Ишь ты, как замёрзла! — посочувствовал Морозко, когда Таня с их помощью перешла через мостик. — Садись-ка теперь в мои санки, а ты, милый, помоги мне сестрёнку везти.
Таня забралась в санки, Морозко укутал её, и санки понеслись прямо по серебряной дорожке.
— Карр! Карр! — закричала, свесив голову, ворона. — Хор-роший старрикан! Хорроший!..
— Заморожу! — закричал Морозко, замахиваясь, и ворона с испуганным карканьем улетела.
А в конце дорожки виднелся маленький дом под белой снеговой шапкой.
Вот санки остановились у крылечка, и большой бурый медведь показался на пороге.
— Добро пожаловать, дорогие гости! — сказал он грубым голосом.
А из-за медведя осторожно выглядывала остренькая рыжая мордочка.
— Здравствуйте, миленькая девочка! — сказала лисичка.
Глава седьмая. Плюшевый приёмыш
Мишка, спи.
Не сопи.
Лапа Мишкина, усни,
Лапа будет трогать сны:
По мху ступать,
Похрустывать…
Ухо Мишкино, усни.
Ухо будет слушать сны:
Будут сниться Мишке
Шор-шур шишки…
В доме, наверно, была мастерская. Михайло Иваныч как только впустил гостей, так сейчас же ушёл в угол и принялся за работу, что-то мурлыча себе под нос и не обращая никакого внимания на детей.
— Лыжи делает! — сказал Серёжа. — Вот здорово! Михайло Иваныч лыжи делает!
Морозко снял тулуп, погрел у печки руки и стал большой иглой зашивать дыру в валенке.
— Не полагается! — ворчал он, ворочая валенок. — Не полагается… Сколько служу, а новых валенок не выслужил.
Михайлу Иванычу, видно, давно надоела Морозкина воркотня, и он громко запел:
