– Поскольку он парень, ему, наверное, проще во внешнем мире, – сказала Эш. – Но поскольку он Гудмен, труднее. Всегда было труднее. Он как бы тычется наугад. Даже не пытается играть в игры, в которые нужно играть. Вот я всегда знала, еще когда была маленькой, как угождать учителям. Я усердно писала довольно замысловатые сочинения и сдавала их в расчете на дополнительные баллы. Хочешь узнать секрет? Сочинения были длинными. Они были не так уж хороши, но показывали целеустремленность. Это и есть моя сильная сторона – целеустремленность. Я уверена, что они утомляли моих учителей. «Тайна золотой каминной полки». «Похождения тройняшек из Карсона». Они были изнурительными! А еще я каждый год делала открытки к дням рождения моих родителей – часами напролет этим занималась. Однажды я даже раскрасила открытку вручную – а Гудмен вообще забывал про их дни рождения, и я ему напоминала, и в последнюю минуту он просил меня разрешить ему подписать открытку, которую я сделала. Но они никогда не думали, что он потратил на это хоть секунду. Знаю, мы живем в мире сплошного сексизма, и многие мальчики бездельничают, только во всякие неприятности вляпываются, пока однажды не вырастут и не захватят себе все, не станут главенствовать во всех аспектах жизни. Девочкам же, по крайней мере в детстве и при определенном усердии, похоже, все достается лишь на время. Им вроде бы уделяют внимание. Мне всегда уделяли внимание.

– А мне никогда, – сказала Жюль. – Пока я не познакомилась со всеми вами.

– Ты считаешь, что мы жуткие нарциссы – те, кто затянул тебя в наши тиски?

– Конечно.

– Правда? Большое спасибо, Жюль, – Эш швырнула в нее подушку, нерешительно попробовав проявить женскую игривость. Но их дружба была не такой. Они не сидели вдвоем, покрывая лаком ногти и мечтательно беседуя; их роли были другими. Эш верховодила, а Жюль была ее самой близкой подругой, но в то же время старательной, смешной, странной просительницей. Расклад не идеальный, но единственно возможный, и он был гораздо лучше всего того, к чему привыкла Жюль, прежде чем отправиться в «Лесной дух», то есть, по ее ощущению, лучше, чем ничего. Как странно, что она не понимала, что это не значило вообще ничего, пока не поехала туда; ей незнакомо было чувство тоски, или пустоты, или неполноценности, или алчности. Она просто шла своим путем – со школьным ранцем, ортодонтией и своим домиком. Джули, она была Джули, и ее это вполне устраивало до тех пор, пока резко не перестало устраивать.

– Я пошутила, – быстро сказала Жюль. – Конечно, вы не нарциссы. И, кстати, сейчас ты очень вкусно пахнешь.

– Спасибо, – зевнула Эш. – Может быть, если у меня ничего не получится в театре, на моем надгробье смогут написать: «Она очень вкусно пахла».

– «У нее был обонятельный блеск».

Они притихли.

– Хотела бы я точно знать, когда мы умрем, – сказала Эш.

Обе задумались о своей неизбежной смерти и пожалели себя, но потом это прошло, как дрожь. Затем Эш сказала:

– Хотела бы я знать, когда умрет Гудмен. И сделает ли он сперва что-нибудь со своей жизнью. Если бы только у него был такой человек, как старина Мо Темплтон, который мог бы направлять его, быть его наставником. Помогать ему с архитектурой или чем он там еще решит заняться. Если бы он только обладал талантом, который был бы воспитан, взлелеян и развит. Это бы помогло. Талант ведет тебя по жизни.

В конце уик-энда в Хеквилле Эш выглядела сильнее.

– До чего же я вам благодарна, миссис Хэндлер, – сказала она, стоя в кухне и сжимая свою дорожную сумку. – Дома такая напряженная обстановка, я не знала, что делать, – голос ее пресекся, и мать Жюль импульсивно обняла ее.

– Я так рада, что ты приехала, – сказала Лоис. – Теперь я понимаю, почему Жюль так тебя любит. А еще ты просто красавица.

Жюль поняла, что упоминание красоты Эш косвенно указывало на недостаточную привлекательность Жюль, но все же это прозвучало нормально, даже приятно было такое от матери услышать. Жюль гордилась красотой Эш.

– Приезжай в любое время, – продолжала Лоис. – Только слово скажи.

– Да-да, тебе всегда найдется местечко на эксклюзивной Синди-драйв, – вставила Жюль. – Всего в трех кварталах от «Дресс Барн».

– Ой, помолчи, – с улыбкой сказала Эш, отмахиваясь от нее.

В тот день после того, как они отвезли Эш на обратный поезд и вернулись домой, Жюль влезла в ящик комода, вытащила безобразную пепельницу и уродскую расшитую подушку и вновь водворила их на законные места в гостиной. Однако через полчаса увидела, что мать их снова убрала. Отныне Лоис Хэндлер, похоже, не ощущала такой угрозы, когда Жюль почти каждые выходные ездила в город.

В семействе Вулфов жизнь продолжалась в тревожном режиме. До сих пор никто не знал, где Гудмен, он мог быть где угодно. Когда его найдут или он сам вернется домой, его сразу же арестуют, объяснил им адвокат. Они ждали, что Гудмен позвонит или напишет, чтобы они могли выяснить, все ли с ним в порядке, и убедить его приехать домой, сказав, что они понимают, как он испугался, но справляться с этим надо по-другому. Они знали, что он невиновен, и скоро об этом узнают и все остальные. Приезжай домой, скажут они. Однако он не связался ни с кем из них, и учебный год завершился как обычный учебный год, за исключением того, что Гудмен не окончил среднюю школу, не продвинулся в жизни, как предполагалось. Он не получил возможности созреть, стать не таким, каким был раньше. Его история на этом месте прервалась.

Это лето должно было стать последним, которое остальные из их компании проведут в «Лесном духе», теперь только Эш вообще не знала, будет ли она