Ешка пошла прочь. Ей больше нечего здесь делать.
Возвращалась другой дорогой, сделав крюк по полю. Наткнулась на мертвые тела женщины и малой девки. На них валялись кверху лапками крупные жуки-падальщики. Наверное, уже было начали свое дело, но оцепенели. Ешка стянула с покойницы рубаху, поневу и платок. Для чего? А если вдруг белым днем придется показаться людям? И кипчакам тоже.
Натянула на себя страшно неудобную одежку.
Поодаль появились еще двое врагов, которые волокли недвижное тело. Неужто мальцам было мало Ешкиного урока, и старший попался? Нет, вроде взрослый мужик. Да это ж непутевый Ушкан, злосчастный насильник! Не шевелится из-за пения чудовищной птицы… Мертвый-то он зачем врагам?
Кипчаки заметили Ешку, быстро-быстро забормотали по-своему. Ага, подивились, как девка может не валяться без дыха. Ну что ж, не гонять ведь их по полю?
Ешка словно полетела над землей и в один миг оказалась возле кипчаков, которым жить осталось совсем недолго.
С первыми рассветными лучами Ушкан очнулся. Не сразу признал Ешку, поразился:
– Ты это… вроде как подросла… И краше стала…
Ешка сверкнула на него глазами, и Ушкан зажал рукой рот.
Увидел мертвых кипчаков и не смог смолчать:
– Кто их?.. Ты?
А потом забеспокоился:
– Бежать нужно! Мы тут на виду сидим. А вдруг кипчаки станут лес жечь? А если нас увидят? Тебе-то что… а я…
Ешка сказала:
– При них громадная птица-див. Как запоет – все без дыха валятся. Коли ее не убить, враги на другие села пойдут.
– Птица-див? – вновь поразился Ушкан. – Пуще того нужно бежать!
– Да кто тут нежить – ты или я? – разъярилась Ешка.
Она скоротала ночь в думах, не в силах тащить тяжеленного Ушкана. И уйти не смогла почему-то… Все не давала ей покоя чудовищная птица. Не можно ей вопить там, где был Ешкин Род и где сейчас началась ее новая жизнь. Чужая эта тварь!
– В лесу малые ребята схоронились, – сказала Ешка примолкшему Ушкану. – Уведем отсюда, как с дивом покончим.
– Полоумная! – вскричал Ушкан. – Супротив дива никто не устоит! Сожрет нас, будто и не было!
– Кипчаков не больно-то сожрал, – возразила Ешка. – Да и огня, верно, боится. Знаю, что говорю… любую нежить только пламенем убить можно. Вот ты и пойдешь с огнем на дива!
– Я?! – возопил Ушкан, позабыв о том, что нужно стеречься. – Ну уж нет! Мне жизнь дорога!
– Правду говоришь, что дорога? – тихо спросила Ешка.
Ушкан сразу отодвинулся подальше от полуночницы. Не ровен час набросится.
Вот попал так попал! Как кур во щи. Уж лучше бы отказался идти с дядькой. Нет, польстился на легкую добычу, безнаказанное охальство… Сиди теперь тут между двух огней, выбирай, что лучше: смерть от дива или от укусов полуночницы.
– Из-за тебя я такой стала… – шепнула Ешка.
Насупленный Ушкан промолчал. Как же, из-за него. Сколько попорченных девок на свете, а ни одна, кроме Ешки, ночной нежитью не обернулась.
– Откуда тебе знать… – снова тихо молвила полуночница.
Ушкан чуть не подпрыгнул: нежить его мысли слушает!
– Верно, – ответила Ешка. – А сейчас раздевай кипчаков, тащи их одежку сюда. Я в лесу ждать буду. Уж очень солнце жжется.
Ушкан было дернулся побыстрее выполнить приказ, но потом степенно поднялся и неторопливо пошел в сторону мертвецов. Права эта Ешка. Переодевшись, он в темноте за своего сойдет. Только как к этому диву подобраться, чтобы уцелеть.
Зачесался шрам на груди, засвербела ободранная спина, и Ушкан зашевелился бойче.
Ешка вошла в подлесок и задумалась. Ненадежен Ушкан. Нет в нем крепости, мужества, а дерзость показная. А ведь старше ее годков на пять. Хотя с той ночи, как она с родителями в Круг шла, целая жизнь минула. Она успела отстрадать свое, умереть и заново родиться. Уже полуночницей. И еще четыре жизни отнять.
Ай! Бубен потеряла! А ведь ей было велено его беречь. Что ж теперь станется-то? И где могла заветную вещицу обронить? Не иначе как возле ребят. Полезла их пугать и потеряла. И почему польза другим для самой оборачивается ущербом?
Пришел Ушкан, принес сверток. Ешка буркнула ему:
– Надевай сейчас.
Ушкан воспротивился:
– Ты же собралась малых ребят искать? Испугаются, поди, побегут, когда увидят кипчака. Или закричат…