легендарного имама.

Шамиль расположился в саду, и Ностиц стал наводить объектив, но ничего не получалось: имам сидел неспокойно, постоянно оглядывался и хватался за кинжал. Граф испортил уже несколько фотопластинок, когда понял в чем дело. Его преданный адъютант, узнав, что командир останется один на один с грозным предводителем горцев, велел нескольким драгунам спрятаться в кустах с примкнутыми штыками. Они должны были защитить Ностица в случае, если Шамиль покусился бы на жизнь полковника. Драгунам же очень хотелось увидеть живого Шамиля. Имам сразу их заметил и, разумеется, подумал недоброе.

Спустя десять лет Шамиль и Ностиц встретились вновь. Имам, вспоминая историю своей первой фотографии, признался: «Я был уверен, что меня лишат жизни, и полагал, что тебе дан приказ расстрелять меня; да и кто же мог бы это лучше исполнить, как не командир „шайтан-драгунов“? К тому же ты мне сделал новую одежду, а так поступали у нас с наибами, которых я приказывал казнить: их всегда одевали во все лучшее и новое. Ты меня посадил на стул в уединенном саду, навел на меня маленькую пушку и велел сидеть смирно: я думал, что если ты не попадешь, то меня добьют стоящие в десяти шагах твои шайтаны-драгуны. Бог спас тогда тебя; рука моя была еще сильна, и я готов был вонзить кинжал в твою грудь. Убили бы меня, но и ты в живых не остался бы».

Фотография все-таки получилась. Граф приказал драгунам отойти, а Шамиля попросил успокоиться. Снимок стал популярен и разошелся по всей России. Ностицу удалось настоящее «вирусное» фото задолго до глобальной сети. Все доходы от распространения шамилевского портрета пошли на лечение раненых драгун, а также на помощь семьям погибших.

Не менее радушно Шамиля принял Ставрополь. Карета Барятинского с пленником-легендой 7 сентября въехала в город. По воспоминаниям современников, встречать Шамиля вышло все ставропольское население. Имам оправдал ожидания людей, так много слышавших о предводителе горцев, но даже не надеявшихся его когда-либо увидеть. Шамиль свободно прогуливался в городском саду, удивляя всех скромностью наряда, которая не мешала выглядеть ему внушительно благодаря гордой осанке и неторопливым движениям. Вечером Шамиля пригласили посетить театр, затем дали бал в его честь. Необычный ставропольский день закончился красивым фейерверком на городской площади.

Следующая важная остановка случилась 15 сентября в Чугуеве — маленьком городке неподалеку от Харькова. Здесь Шамиля ожидал император Александр II, завершивший Кавказскую войну, которая продолжалась все царствование его отца Николая I. Император одарил имама золотой саблей и сказал покровительственно: «Я очень рад, что ты наконец в России. Жалею, что это случилось не ранее. Ты раскаиваться не будешь. Я тебя устрою, и мы будем друзьями». Затем они вместе наблюдали блестящий военный парад. Шамиль, провожая взором очередной полк русского царя, наверняка удивлялся, как он смог сопротивляться этой силе так долго, как его небольшой имамат, притаившийся в горах, держался против этой огромной, бескрайней страны.

22 сентября Шамиль приехал в первопрестольную. Москва поразила его своими размерами, величественностью Кремля. В один из вечеров, когда имам был почетным гостем очередного бала, ему довелось поговорить с седовласым старцем — генералом Алексеем Ермоловым, которому было уже за восемьдесят. О чем говорили главные герои драматической Кавказской войны, неизвестно, но им явно было что обсудить.

Культурным шоком для Шамиля стало посещение балета «Наяда и рыбак». Полуобнаженные балерины, выделывавшие странные кульбиты, светские дамы в не менее чувственных нарядах очень смутили имама. Зато его сын Гази-Мухаммед проявил заинтересованность представлением, высоко оценив пластическое искусство танцоров.

В Петербург приехали 26 сентября 1859 года. Пленников разместили в гостинице «Знаменская», которую осаждали газетчики и толпы любопытствующих. При появлении имама на улицах раздавались крики «едет», «вот он», и у коляски Шамиля тут же вырастал длинный «хвост» из желавших поближе разглядеть «Наполеона Кавказа», как назвал его столичный журналист. Привыкнув к доброжелательности, проявляемой военными и чиновниками, имам все еще удивлялся теплому приему прочей публики. «Ваши мальчики радуются, видя меня в плену, но они не сердятся на меня и не желают мне зла — это очень хорошо, а у меня не так: наши мальчики закидали бы пленного грязью…» — сказал он одному из сопровождавших офицеров.

В столице Российской империи случилось несколько примечательных встреч. 28 сентября в половину двенадцатого дня Шамиля и Гази-Мухаммеда принимала семья великого князя Константина Николаевича, младшего брата императора Александра II и главного архитектора Великих реформ 1860–1870-х годов. Шамиль и его сын произвели впечатление на великого князя: «Замечательная наружность», — записал великий князь в дневнике. После короткого разговора гостям устроили экскурсию по залам дворца, реставрацию которого только-только закончил архитектор Александр Брюллов. Шамиль задержался в Турецкой комнате великокняжеского дома, где были надписи на арабском языке. «Тут я ему подарил мой Коран и скамейку для чтения, и он был очень доволен», — отметил в дневнике Константин Николаевич.

В Петербурге Шамиль встретился со знаменитым ученым Александром Казембеком — одним из основоположников российского востоковедения. История жизни профессора Казембека заслуживает хотя бы нескольких слов. Мухаммед Али Мирза Казем Бек родился в семье уважаемого шиитского богослова и законоведа. В 1821 году российская администрация, подозревая отца Казембека в политической неблагонадежности, выслала всю семью из Дербента в Астрахань. Здесь юный Мухаммед Али сошелся с шотландскими миссионерами, которых учил восточным языкам, а сам постигал азы английского. Шотландцы не теряли времени, и уже в 1823 году обратили Казембека в христианство и нарекли Александром. Казембек так объяснял причины своего религиозно-нравственного переворота: «Я решил отойти от магометанского мира. Этот мир и питающая этот мир философия Магомета представляются мне сейчас слишком фанатичными». Потом была успешная карьера в Казанском университете, а в 1849 году — переезд в Санкт-Петербург.