это сестра Моника Джоан презрительно швырнула на стол золотой браслет.
– Оставь себе эти жалкие побрякушки, наглый чурбан! Мне они ни к чему.
После чего она удалилась с видом оскорблённой королевы.
Миссис Би так и взорвалась:
– Да я ни слову не верю! Ни слову! Он же лгун. Я его прекрасно знаю, и он в жизни правды не говорил. Ни за что не поверю, что сестра Моника Джоан на такое способна, ни за что.
Сестра Джулианна остановила её:
– Боюсь, что в подлинности истории сомневаться не приходится. Несколько человек видели, как сестра Моника Джоан бросила браслет на прилавок, прежде чем выйти. Однако это не всё. Есть новости и хуже.
Она печально оглядела нас, и мы задержали дыхание.
Очевидно, торговец оскорбился, когда его назвали «дерзновенным мужичьём» и «наглым чурбаном», отправился на поиски тех, кто говорил о «нечистой на руку монахине», и собрал восемь мужчин и женщин, утверждавших, что они подозревают сестру Монику Джоан в краже или даже видели, как она прячет что-то под наплечником. Вместе они отправились в полицию.
– Вчера приходили полицейские, – продолжала сестра Джулианна, – и утром я решила побеседовать с сестрой Моникой Джоан, но она не стала со мной разговаривать. Она просто смотрела в окно, будто не слышала меня. Я сказала, что вынуждена осмотреть её комод, а она равнодушно пожала плечами, надула губы и сказала: «Тьфу ты!» Честно говоря, это было довольно неприятно, и, если она так же вела себя с продавцом – неудивительно, что он пришёл в ярость.
Сестра Джулианна достала из-под стола чемодан.
– Вот что я нашла у сестры Моники.
Мы увидели несколько пар шёлковых чулок, три подставки для яиц, изобилие цветных лент, шёлковую блузку, четыре детские раскраски, кудрявый парик, штопор, несколько мелких деревянных зверьков, жестяной свисток, множество чайных ложек, три узорчатых фарфоровых птички, кучу спутанной шерстяной пряжи, яркие бусы, с десяток носовых платков из тонкого кружева, игольницу, рожок для обуви и собачий ошейник. Все предметы были совершенно новыми, а на некоторых ещё сохранились ярлыки.
– Боюсь, это продолжается уже долго, – сказала сестра Джулианна, но её слова были излишни. Мы и так всё поняли, и миссис Би разразилась слезами.
– Ох, бедняжечка, благослови Господь её душу, бедная овечка, сама не знала, что делает. Что ж теперь будет, сестра? Её же не посадят, в таком-то возрасте?
Сестра Джулианна ответила, что не знает. Тюремное заключение казалось маловероятным, но торговец явно собрался подавать в суд, и в этом случае сестре Монике Джоан следовало ожидать приговора.
Сестра Моника Джоан была очень стара. Она родилась в 1860-е годы в семье аристократов.
У неё, очевидно, был сильный характер, и она бунтовала против ограничений и узости интересов своего социального класса. Около 1890 года она ушла из дома (неслыханное дело) и стала учиться на медсестру. В 1902-м, после принятия закона, Моника Джоан выучилась на акушерку и вскоре присоединилась к сёстрам Святого Раймонда Нонната. Уход в монастырь оказался последней каплей для её семьи, и родственники отказались от неё. Но новообращённая Моника Джоан осталась к этому совершенно равнодушна и продолжила заниматься своим делом. К моменту нашего знакомства она проработала в Попларе уже пятьдесят лет, и её знали все. Сказать, что к девяноста годам она стала чудаковатой, – ничего не сказать. Сестра Моника Джоан была бесконечно экстравагантна. Невозможно было предсказать, что она выкинет или скажет в следующий момент, и она часто обижала людей. Порой она казалось очень милой, но тут же становилась совершенно невыносимой. Бедная сестра Евангелина, грузная и тугодумная, больше всего страдала от едких уколов своей сестры Божьей. Сестра Моника Джоан являлась настоящей интеллектуалкой и тонко чувствовала искусство и поэзию, но музыку совершенно не воспринимала, как я выяснила однажды на концерте для виолончели. Она была очень умна – некоторые даже назвали бы её хитроумной. Она держалась надменно и высокомерно и вместе с тем полвека проработала в лондонских трущобах. Как в одном человеке могут сочетаться такие противоречивые качества?
Будучи монахиней и убеждённой христианкой, в старости сестра Моника Джоан тем не менее увлеклась эзотерикой – от астрологии и гаданий до космологии. Ей нравилось рассуждать на подобные темы, но я сомневаюсь, что она понимала, о чём говорит.
Когда мы с ней познакомились, она уже впадала в маразм. Сознание её то прояснялось, то вновь покрывалось туманом. Порой она вела себя совершенно разумно, но иногда казалось, что она смотрит на окружающий мир через дымку, силясь разглядеть, что происходит. Подозреваю, она всё же понимала, что разум покидает её, и иногда пользовалась этим, чтобы добиться желаемого. В ней было нечто притягательное, и я искренне восхищалась ею и любила её общество.
Когда сестра Джулианна объявила, что сестру Монику Джоан будут судить за воровство, все были шокированы. Новообращённая Рут тихо заплакала. Миссис Би громогласно твердила, что не верит ни единому слову. Трикси заметила, что ничуть не удивлена. Сестра Евангелина одёрнула её и
