чём другом, что могло бы окончательно повлиять на моё решение спуститься сегодня в зал. Нет, Аделион спрашивал об истинных мотивах моего поступка. Кажется, он понимал, что пойти на подобное я могла только из-за достаточно веских побуждений…

Закрыв глаза, я отвернулась, отказываясь отвечать. Это всё было не важно. Действительно не важно! Так или иначе, он получил желаемое, в том числе и ответ на интересующий его вопрос. А в остальном до моего поведения ему не должно быть абсолютно никакого дела. На сей раз большего он от меня не добьётся, как бы ни пытался, – я не хочу самолично предоставлять информацию, позволяющую собой управлять.

Но наследник Тёмной крепости лератов, как всегда, думал иначе. И настроен был более чем решительно.

От резкого удара спиной о стену у меня потемнело в глазах, дыхание сбилось. Предупреждающий грозный рык Демона оборвал властный, невыносимо медленный взгляд Аделиона, повернувшего голову в сторону дархара. И тот, к моему удивлению, подчинился, оставшись на месте и сложив крылья. Но только скалиться малыш не перестал, что наталкивало меня на мысли о довольно ограниченном влиянии мужчины на пса. Думаю, если со стороны моего «хозяина» исходила бы реальная угроза, Демона было бы не остановить. Значит, бояться мужчину определённо не стоило.

Однако я вздрогнула, когда пришёл мой черёд встретиться с тяжёлым непроницаемым взглядом чёрных глаз. Как и когда-то раньше, лерат выглядел действительно… опасным. Да и его рука, держащая меня за горло, ни о чём хорошем тоже не говорила.

– Мне повторить вопрос? – вскинул брови мужчина, обнажив клыки в ледяной усмешке, от которой мне стало не по себе.

Я невольно похолодела, но тут, как назло, проклятые эмоции, вышедшие из-под контроля, снова дали о себе знать. Да, Аделион поглотил большую их часть, но это совсем не значило, что поток их иссякнет так быстро. К тому же совершенно неожиданно к ним добавились ещё и гордость вкупе с тем, чего я никак не ожидала. Чувство, накатившее изнутри, оседало горьким привкусом на языке. Это была обида. Обида за то, что я фактически переступила через саму себя, чтобы помочь чёртову лерату, а он в ответ снова швыряет меня о стенку, как капризный избалованный ребёнок не понравившуюся плюшевую игрушку…

Подобное сравнение порядком разозлило.

Резко выдохнув, я зло сощурила глаза, произнеся громким, предупреждающим тоном:

– Отпусти меня, Аделион. Не стоит осложнять ситуацию.

– Я задал тебе вопрос. – Глаза темноволосого наследника похолодели ещё больше, став похожими в какой-то миг на непроницаемые зеркала, в которых невозможно различить даже остатки хоть чего-то человеческого.

Но вместо того, чтобы испугаться, я внезапно разозлилась ещё сильнее и, схватившись за его руку, которой он меня удерживал, процедила сквозь зубы:

– А не пошёл бы ты?

Не ответив, мужчина криво усмехнулся и, на мгновение ослабив хватку, снова чувствительно приложил меня о стену.

Я невольно охнула. Скорее от удивления, чем от боли, но всё же мне повезло, что возле камина стены не были отделаны деревом до середины, как в остальной комнате. И я разозлилась окончательно. Во имя всей российской системы налогообложения, какого хрена он себе позволяет?!

– Никогда не думала, что такой простой вопрос настолько заинтересует великого и могучего Аделиона ран Дейла, – саркастично выплюнула я, сжимая руку и чувствуя, как алмазные коготки впились в запястье мужчины. – И никогда не догадалась бы, что столь простой ответ придётся ему не по вкусу! Ты очень хочешь знать причину моего поступка? Хорошо, я скажу. Это ты. Твоя проклятая гордость, твоё уязвлённое самолюбие. Мужчины… как дети. Вы обожаете хвастаться своими игрушками, не заботясь о том, что игрушка может оказаться живым человеком. Нет, вы видите только себя. Вас задели, вас унизили. И вы жаждете во что бы то ни стало доказать обратное.

– Вот как? – В голосе Аделиона не было никакого удивления, только холодная насмешка. И всё же я почувствовала, как его пальцы снова сжались на моей шее. – Если мужчины настолько мерзкие, почему же ты решила поучаствовать в столь ненавистных тебе играх? Дай угадаю. Ты тоже не лишена тщеславия, маленькая маранта. Тебе нравится играть на публику. Не так ли?

– Нравится? – зло переспросила я, сильнее вонзая когти, стремясь сделать ему в ответ как можно больнее, как своими словами, так и поступками. – О нет, Аделион. Я лишена тщеславия. Но очень хорошо знаю, что бывает, когда оказывается задета мужская гордость. Ваше самолюбие нельзя трогать, над ним нельзя смеяться – ответная реакция может быть весьма непредсказуемой. Ты хочешь знать правду, чёртов лерат? Хорошо, будет тебе правда. Я знаю, что значит для тебя уязвлённое самолюбие, я видела, насколько слова твоего братца выбили тебя из колеи. Для тебя вернуть репутацию – дело чести. А мне не плевать на твою честь, на твою гордость, на твою репутацию и на тебя самого. Поэтому я устроила весь этот грёбаный спектакль. Теперь ты доволен?!

Последние слова я буквально прокричала, уже не в силах сдержаться. Да, я срывалась – нервы были натянуты до предела. Меня здорово колотило от моего положения, от невозможности уйти от ответа, промолчать, соврать или же просто сдвинуться с места. Аделион заставил меня сказать правду. Произнести вслух то, о чём я не хотела даже думать, – он фактически вынудил меня признаться в неравнодушии к нему. И я его за это ненавидела. Всеми фибрами души. Если бы мой взгляд мог убивать, то стоящий напротив мужчина, в глазах которого начала расплываться самая настоящая чернота, давно бы сдох в адских муках.

Страх перед ним исчез окончательно. Более того, от ненависти меня практически трясло. Напряжение, возникшее между нами, нарастало с каждой