раздеваясь, сняв только планшетку и ремень с кобурой, которые, еле дотянувшись, положил на стол, после чего, можно сказать, рухнул на спальное место Овечкина.

Отключился я качественно, хотя и почувствовал, что кто-то открывал дверь, но сил, чтобы посмотреть, кто это, не было. Сквозь сон почувствовал, что бронепоезд начал движение, но это только окончательно меня убаюкало. Пробудился сам, от того, что перестук колёс и покачивание прекратились. Открыл глаза и увидел, что уже светло, и мы стоим. А буквально через минуту дверь открылась, и появился капитан Овечкин. Он явно обрадовался, что застал меня сидящим и смотрящим в окно. Слегка заикаясь, он доложил:

– В-ваше высочество, д-двое к-казаков, в-видно н-недавно в-вышедшие из б-боя, т-требуют к-командира.

Стало понятно, капитан волновался – ведь до этого я не замечал, чтобы он заикался. Но услышав слова командира бронепоезда, я и сам заволновался. Ещё бы – казаки, недавно вышедшие из боя, и это вблизи места проведения операции. Надевая ремень с кобурой, я уточнил у Овечкина:

– Капитан, мы сейчас далеко от станции назначения?

– Никак нет! Пять вёрст осталось.

Услышав это, я тут же скомандовал:

– Пойдёмте, капитан, покажите мне этих казаков. И пошлите связного в прицепленные вагоны, передать мой приказ – пусть все выгружаются, а прапорщику Хватову выслать разведывательную группу в сторону станции, куда прибыл эшелон с латышскими стрелками.

Остановившие бронепоезд казаки находились уже в штабном бронеотсеке. Когда я их увидел, сердце тоскливо сжалось, одного казака я узнал. Молодой парень запомнился мне на построении, устроенном вахмистром, чтобы показать бойцов, отправляющихся на выполнение задания великого князя. Слишком непокорные у него были кудри – выбивались из-под фуражки. Сейчас на нём фуражки не было, а из блондина и щёголя, по понятиям этого времени, он превратился в ободранное чмо с волосами цвета свежего навоза. Тогда этот парень произвёл на меня впечатление светящейся в зеленовато- карих глазах, еле сдерживаемой энергией. Я даже спросил у вахмистра, как зовут этого удальца. Имя Сергей я запомнил. Товарищ Сергея был тоже без фуражки и без оружия, такой же грязный и оборванный. Непонятно, по какому признаку капитан сделал вывод, что казаки недавно вышли из боя. По их виду можно подумать, что они, находясь в запое, неделю шатались по лесу, периодически падая в грязные лужи, покрытые ряской. Но я знаю, что это не так, они только вчера отправились на операцию, и случилось что-то ужасное, если они в таком виде и рядом нет их вахмистра. Понятно, что операция пошла как-то не так и рейд казаков провалился. Чтобы выяснить этот главный для себя вопрос, я спросил:

– Сергей, что случилось? Где вахмистр?

Знание великим князем имени рядового казака произвело определённое впечатление. И не только на самих станичников, но и на офицеров бронепоезда, находившихся в этот момент в штабном броневагоне. Сергей перестал нервно подёргивать край своей рваной бекеши и вполне адекватным голосом доложил:

– Латыши взбунтовались! Когда эшелон прибыл на станцию, нас разоружили, а во время начавшейся после этого потасовки латышский офицер застрелил из револьвера вахмистра и ещё троих наших ребят. Остальных латыши скрутили. У них и самих началась склока. Я слышал несколько выстрелов и видел, как загнали в стоящий рядом с путями сарай десятка два латышских стрелков. А потом нас связанных погрузили на подводы и повезли. Ехали мы посередине колонны латышского батальона. Кроме этого, к каждой телеге была приставлена охрана. Больше половины батальона было в этой колонне. Не больше роты осталось охранять станцию и брошенных в сарай латышей. Когда ехали, возница, местная сволочь, нехристь проклятая, чухонец вонючий, всё ругался. Грозился, что когда доберёмся до хутора, лично вобьёт в жопу каждого казака по осиновому колу. Сволочь, по-русски еле балакает, а матом так и сыплет.

Чувство неправильности отданного приказа о направлении разведчиков на станцию, резануло по сердцу, и я, оборвав доклад казака словами:

– Подожди, Сергей, доложишь чуть позже.

Метнулся к выходу из броневагона. Слава богу, Хватов ещё не отослал разведчиков. Он стоял неподалёку и давал вводную троим бойцам спецгруппы. Я, не спускаясь на железнодорожную насыпь, просто распахнув бронированную дверь, громко крикнул:

– Прапорщик, отставить разведку! Быстро ко мне!

Когда Хватов подошёл, я уже более спокойным голосом распорядился:

– Разведгруппу на станцию не посылать, там противник и можно себя обнаружить. Расставить бойцов по периметру для охраны, и ждать дальнейших приказаний.

Слегка успокоенный, я вернулся в штабной отсек и, как будто ничего не произошло, распорядился:

– Прохоров (заместитель командира бронепоезда), прикажите подать сюда чаю, для меня и станичников.

А затем, обращаясь уже к молодому казаку, сказал:

– Слушай, Сергей, я так и не понял, как вам удалось освободиться? Ты же говоришь, вас связали, и когда везли на телеге, рядом с нею шла охрана.

– Так у меня ножик за голенищем был, и его латыши не нашли. Петька вытащил его зубами и смог разрезать верёвку, которой были связаны мои руки. Ну а потом я незаметно освободил остальных ребят. Когда мы доехали до какого-то озерца и стали видны строения хутора, Захар, которому я передал нож,