почти готова ей поверить и думаю: «Может быть, я чего-то не знаю?» Но потом Илай, давясь рыданиями, отвечает ей:

– Но все уже не хорошо!

Готовыготовыготовы

Меня в грудь снова бьет сильный электрический разряд. Илай подносит телефон к моему уху.

Я слышу в трубке маму.

Я слышу, как она делает глубокий вдох. Я слышу, как она набирается решимости, и на долю секунды я почти что вижу ее, выражение ее лица, ее позу: одна рука прижата к сердцу, вторая сжата в кулак.

– Я отпускаю тебя, – говорит мама, и хотя ее голос дрожит, в нем присутствует твердость. Она повторяет, чтобы я точно знала: – Я отпускаю тебя, слышишь, малышка? Если у тебя правда не осталось больше сил. Не жди меня. Я люблю тебя, ты моя, ты всегда будешь моей, все будет хорошо, тебе нечего бояться, малышка, тебе нечего бояться.

Я слышу мамин голос – прямо у себя в ухе и в то же время неизвестно где.

Рыжеволосый фельдшер возвращается, и вместе с ним в салон врывается поток холодного воздуха.

– Вертушка уже на подходе, – говорит он женщине-фельдшеру вполголоса. Затем он проталкивается к тому месту, где лежу я. – Пусть родственники отойдут.

Свою коллегу он тоже отстраняет, а точнее отталкивает, да так сильно, что та морщится от боли. Он начинает выделывать с моим телом что-то странное и непонятное.

Что-то проникает мне под кожу в области левого легкого. Надрез, который сделал фельдшер, вызывает очень необычные ощущения. Что же я испытываю: боль или облегчение? Я разделяюсь пополам, как раз в том месте, где находятся мои кособокие легкие, в том месте, где сходятся мои искривленные ребра.

– Что вы делаете? – доносится папин голос.

– Сэр, вы мешаете оказанию неотложной медицинской помощи. Мы пытаемся сделать так, чтобы она могла дышать. Отойдите.

– Не волнуйтесь, – говорит женщина-фельдшер. – Все нормально. Все образуется.

Она старается сделать так, чтобы папа не смотрел на меня, но я мельком вижу выражение его лица, его глаза.

Мой голос пропал. Я силюсь сказать «нет».

Рыжий фельдшер обвязывает меня веревкой, я чувствую ее вокруг груди, но не вижу.

– Я делаю надрез, чтобы она могла дышать. Пожалуйста, сэр, отойдите сейчас же, – говорит он.

– Нет, только не это, – упорно твердит Джейсон. – Только не это. Не сдавайся, Аза. Ученые найдут способ – о господи!

Он всхлипывает. Фельдшер смотрит на меня сверху вниз, а я на него – снизу вверх. Он засовывает руку в нагрудный карман моей рубашки и достает записку.

Что-то давит мне на шею, а боль все не приходит. Происходит разлом, что-то откалывается, и вокруг груди у меня как будто веревка, и мое тело вроде бы лежит на каталке, а вроде бы поднимается с нее и наблюдает за происходящим со стороны.

– Я найду тебя, – говорит Джейсон, и я его слышу. Я его слышу. Я ему верю.

Свет в салоне начинает мигать. Снаружи доносится звук мощнейшего удара, раздается взрыв, вспыхивает огонь, пахнет озоном и дымом. Что-то крепко хватает меня и уносит через двери «Скорой» на улицу, и папа разражается ругательствами, и Джейсон все еще твердит девочке на каталке, что не отпустит ее, и Илай визжит, и вдруг

п

р

о

п

а

л

З В У К.

3,14159265358979323846264338327950288419716939937510582097494459230781640628620899862803482534211706798214808651328230. Один день, два дня, три дня, четыре дня, пять дней спустя.

Вот что я хочу сделать: я хочу взять телефон и позвонить Азе. Я хочу услышать ее голос.

– Зачем ты мне звонишь? – скажет она. – Терпеть не могу разговаривать по телефону. Напиши смс или приходи в гости. Мне долго тебя ждать? Ты уже