непростительно. Ведь этот день они всегда проводят вместе с папой. Это елочный день.
Тут нам, понятное дело, опять придется отвлечься. Елочный день – как явствует из названия – это день, когда Эльса с папой ходят за елкой. За искусственной, разумеется, потому что живые елки Эльса не одобряет. А поскольку папе очень нравится ходить с Эльсой за елкой, она решила, что каждый год они будут покупать новую. Многим конечно же эта традиция кажется странной, но, как говорила бабушка, «каждая жертва развода имеет право на эксцентричные поступки».
Мама ужасно сердилась на бабушку за эту дурацкую идею с искусственной елкой, потому что любила запах хвои и считала, что бабушка вбила Эльсе в голову эту дурь. Чистой воды ложь, заявляла бабушка, что в свою очередь было чистой воды ложью. Ведь это бабушка рассказала Эльсе о елочном танце в Миамасе, а после такой истории только конченная светлая голова захочет покупать живую елку, ведь это все равно что ампутировать ей ногу и продать в рабство.
В Миамасе елки – живые разумные существа с совершенно необоснованным для хвойного дерева интересом к мебельному дизайну. Живут они не в лесу, а в южной части центра Миамаса, который в последнее время стал модным районом, часто работают в рекламном бизнесе и носят галстуки. Раз в год, когда выпадает первый снег, елки собираются на большой площади возле дворца и состязаются за право выбрать дом, в котором будут стоять на Рождество. В Миамасе елки сами выбирают себе дома, не наоборот, и очередность устанавливается в результате танцевального турнира. В древние времена это решалось на дуэли, но елки в большинстве своем так плохо владели револьверами, что это занимало слишком много времени. Так что теперь они танцуют елочный танец, который выглядит очень необычно, поскольку у елок нет ног. Если ты, не будучи елкой, попытаешься изобразить елочный танец, тебе придется прыгать на двух ногах. Так бывает, когда на танцполе очень тесно.
Эльсе знаком этот танец, потому что, когда папа на Новый год выпивает полтора бокала шампанского, он иногда танцует елочный танец на кухне с Лизеттой. Хотя для папы это самый обычный танец, не елочный.
– Прости, пап, я знаю, что сегодня за день! – крикнула Эльса, запрыгивая в джинсы, футболку и куртку и выбежала в коридор. – Погоди, я мигом! – И она сбежала вниз по лестнице.
Если бы папа не был таким неуверенным, он бы успел остановить ее. Но папа есть папа. Поэтому Эльса помчалась дальше.
Вчера вечером они спрятали ворса в «рено». У Эльсы была с собой огромная бадья с плюшками от Мод, и она приказала ворсу лечь под одеяла на заднем сиденье, если в гараж кто-то придет. «Притворись, что ты куча вещей, телевизор или что-то еще!» – сказала Эльса, но ворс скептически отнесся к возможности прикинуться телевизором. Потом Эльса взяла у Мод пакет с мечтами, и ворс на все согласился и залез под одеяла, и его стало можно принять за что угодно, только не за телевизор.
Повернувшись, он заскулил от боли, думая, что Эльса этого не заметит. И Эльса притворилась, что не заметила. Ворсы ужасно горды, они не любят, чтобы с ними сюсюкали только потому, что у них затекла нога.
Попрощавшись перед сном, Эльса в темноте поднялась наверх и остановилась возле квартиры мальчика с синдромом и его мамы. Она хотела позвонить в дверь, но не могла себя заставить. Хватит на сегодня историй. Она не могла больше слушать о тенях и мраке. Поэтому просто бросила конверт в почтовую щель и убежала к себе.
С утра дверь в квартиру мамы с мальчиком была заперта. Как и все остальные двери в подъезде.
Сейчас такое время утра, когда все, кто проснулся, уже куда-то ушли, а те, кто никуда не ушел, просто еще не проснулись. Откуда-то сверху доносился голос Кента, практически шепот, – но у них в доме такая акустика. Эльса знает, что такое «акустика», это слово из словарной копилки. Она слышала, как Кент шепчет: «Да, да, обещаю, вечером буду у тебя». Но спустившись еще на один пролет, туда, где находились квартиры ворса, Волчьего Сердца и мальчика с синдромом, она услышала, как Кент вдруг повысил голос и почти закричал: «Yez Klaus! In Frankfurt! Yez, yez, yez!» После этого он обернулся и сделал вид, будто заметил Эльсу только что.
– Что это вы здесь делаете? – недоверчиво спросила она.
Кент попросил Клауса в трубке подождать – таким голосом, каким говорят с Клаусом, когда это вовсе не Клаус. Кент был одет в поло с цифрами и человечком верхом на лошади. Кент уже поведал Эльсе, что такое поло стоит больше тысячи крон. А бабушка говорила, что в этих поло самое замечательное то, что по человечку с лошадкой можно гарантированно определить: внутри этого поло – адский урод.
– Чего тебе? – недовольно поинтересовался Кент.
Эльса внимательно посмотрела на него. Затем на красные пластиковые миски с мясом, которые он расставлял на лестнице.
– Это что?
Кент взмахнул руками с такой силой, что трубка с Клаусом чуть не ударилась о стену.
– Этот бойцовый пес до сих пор здесь ошивается, снижает цену на жилье в кондоминиуме!
Эльса осторожно шагнула назад, не спуская глаз с красных мисок. Кент опустил руки, как будто понял, что выразился довольно неуклюже, и сделал новую попытку. Голосом человека, каким в его представлении мужчина возраста Кента должен объяснять нечто женщине возраста Эльсы, чтобы та поняла, о чем идет речь, он сказал:
– Понимаешь, детка, Бритт-Мари нашла на лестнице собачью шерсть. Мы же не можем допустить, чтобы злые собачки бегали по подъезду, правда,
