слышали.
«Все-таки иногда они редкие задницы!» – говорила бабушка в ответ на Эльсины возражения. Эльса была фанатом облаконей, они ведь имели большое значение в жизни Просонья, к тому же для игры в шарады они были просто незаменимы.
«Проблема в том, что они это
Задницы в этой системе чуточку хуже придурков, но необязательно глупее дебилов, при этом выбешивают гораздо больше, чем, например, долдоны. Но достают человека не до такой степени, как засранцы – это уже самые отъявленные задницы. Хотя до светлых голов и этим далеко. Светлые головы – это засранцы, которые к тому же еще и полные дебилы.
Если бы Эльсе с бабушкой пришлось объяснять это кому-то еще, то этот кто-то все равно бы ничего не понял, но скорее всего спросил бы, а кто же тогда, скажите на милость, мымра (это слово Эльса и бабушка использовали при каждом удобном случае)?
Что за дурацкий вопрос! Мымра и есть мымра, это понятно каждому.
Если это, конечно, не адская мымра – мымра из мымр.
Как бы то ни было, именно облакони спасли
Это бабушка тоже украла из «Гарри Поттера»: чтобы сражаться, нужно то, ради чего сражаешься. Эльса ее простила, потому что получилось здорово. А если здорово получается, то и украсть не грех.
Так вот, облакони заметили тени между домами в Мимовасе и поступили совершенно в своем духе: бросились стрелами на землю, взмыли в небо величественными кораблями, обернулись верблюдами, яблоками, рыбаками с сигарами, и тени оказались в ловушке. Они уже не понимали, кого преследуют. Облака исчезли в один миг и унесли с собой Избранного, который прятался среди них всю дорогу в Миамас.
И началась Бесконечная война. Но, если бы не облакони, все кончилось бы в тот день, тени выиграли бы битву в мгновение ока. Эльса считала, что за это мы должны быть им благодарны. Хоть они и жопы, конечно.
Эльса проводит в Просонье всю ночь. Теперь она может попасть туда в любой момент, как будто так было всегда. Она сама не знает, почему так происходит, – наверное, теперь ей нечего терять. Человек-тень появился в реальном мире, Эльса знает, кем он был, и кем были бабушка и Волчье Сердце, и как все связано между собой. Больше она не боится. Она знает, что наступит война, неизбежно, но по непонятной причине это наполняет ее спокойствием.
Просонье не горит, как было во сне. Эльса едет верхом по ее красивым и мирным равнинам. И только проснувшись, Эльса поняла, что не побывала в Миамасе. Она проехалась по всем пяти королевствам, заглянула даже в руины, оставшиеся от Мибаталоса после Бесконечной войны, но так и не побывала в Миамасе. Потому что не хотела знать, там ли бабушка.
Не хотела знать, что ее там нет.
На пороге Эльсиной комнаты стоял папа. Сон как рукой сняло, будто в нос брызнули ментоловым спреем. Заметим в скобках, что это надежное средство для пробуждения. Если у вас была бабушка вроде Эльсиной, вы бы тоже об этом знали.
– Что случилось? Мама заболела? Что-то с Полукем? – Эльса выскочила из постели и стала тереть веки, еще тяжелые после всех теней и страхов.
Папа выглядел неуверенно. И недоуменно. Хотя неуверенность перевешивала. Сморгнув росинки, выступившие на роговице, Эльса вспомнила, что мама на деловой встрече в больнице, перед отходом она пыталась разбудить Эльсу, но та притворилась спящей. На кухне Джордж жарил яичницу. Он тоже заглянул к ней некоторое время назад и спросил, сделать ли на ее долю, но она опять притворилась спящей.
Эльса в растерянности посмотрела на папу:
– Тогда почему ты здесь? Сегодня вроде не твой день.
Папа неуверенно кашлянул. С папами так бывает: до них вдруг доходит, что роли поменялись: то, что когда-то делал он, поскольку это было важно для нее, теперь делает она, поскольку это стало важно для него. Они переступили некую тонкую грань. Причем и папы, и дочери обычно не помнят, когда это произошло.
Тут Эльса сообразила, что сегодня за день.
– Прости! – вспомнила она.
– Ничего страшного, понимаю, у тебя столько дел, – неуверенно сказал папа и повернулся, чтобы уйти.
– Стой! – вскрикнула Эльса громче, чем ей хотелось бы.
Она права, сегодня действительно не папин день. Она неправа, потому что послезавтра Рождество, и если тебе почти восемь, то такие вещи забывать
