всучить – проще простого, помягче только поупрашивай, куплю, пусть за углом и выброшу покупку тут же.

Сижу и думаю, сердитый, хоть и не приобрёл удачно ничего: ну правильно, дом для меня, для них – торговая площадка. Обмакнул очищенную картошку в крупную соль, каменку, откусил, жую её, вкусную и ещё тёплую, с чёрным хлебом, кипятком запиваю и думаю: да ладно.

Весь день тёмный, в доме-то уж и вовсе, до сих пор ситный дождик, в окно вижу, сеет – оттепель, и на душе от этого непросто.

В тучах нет разрыва – тесно, в одну будто, сплотились, хоть и косматые, но прочные – не за что глазом зацепиться – одинаково всё, ровно серое.

Незаметно наступил и вечер – хоть и подкрался, но не испугал – сколько уж тут их наступало – вереница.

Что-то и есть совсем не хочется – даже и ужин не готовлю; проголодаюсь, думаю, поем картошку с огурцами – так и подумал-то: рассеянно.

И на диване посидел, по дому вволю набродился.

Письмо Молчунье, что ли, написать?… Нет, подожду её ответа. Начал в уме всё же писать: «Здравствуй, любимая…» – на этом и осёкся. В потёмках уже пришёл Виктор – за своей бутылкой. Получил её, сразу же и раскланялся – меня от дела отвлекать не стал, учтивый.

Только я посмотрел вечерний выпуск новостей по Первому каналу, «Время», что-то про Грузию и выборы в Украине, явилась за своей бутылкой Рая. Тоже не задержалась – тоже учтивая, как Виктор. За отростком герани забежит в другой, дескать, раз.

Когда угодно, мол.

Рая – из дому от меня, в дом ко мне – Гриша Фоминых, в воротах встретились, но скоро разошлись – Райка торопится куда- то.

Пока шло по телевизору какое-то кино американское про монстров всяческих и победившее, в конце концов, с помощью хорошего американского парня, добро, поговорили об охоте, о собаках, о везучих рыбаках и невезучих и о том, предположительно конечно, как жилось в Ялани первым поселенцам: вот уж те живности-то повидали тут, так повидали, а нас теперь, мол, завидки бери лишь. Ещё на памяти-то, дескать, нашей!..

От чая Гриша отказался. Ушёл нынче рано, не стал засиживаться – в завязке, завтра с утра за зайцами наведаться собрался в ельник: в Пасху жаркое будем есть, зайчатину, мол.

Ни пуха, дескать, ни пера.

Затопил я камин. Подсел к нему.

Забегал по дровам огонь – не насмотришься.

Взял Книгу.

Прочитал:

«И дана мне трость (подобная жезлу), и сказано: „Встань, и измерь Храм Божий, и Жертвенник, и поклоняющихся в нём, а Внешний Двор Храма исключи, и не измеряй его, ибо он дан язычникам (они будут попирать Святой Город сорок два месяца); и дам Двум Свидетелям Моим – и они будут пророчествовать тысячу двести шестьдесят дней, будучи облечены во вретище…“

…и отверзся Храм Божий на Небе, и явился Ковчег Завета Его в Храме Его – и произошли Молнии, и Голоса, и Громы, и Землетрясение, и Великий Град».

Стою после на отцовской веранде. Без полушубка. Давно так не было тепло здесь. Лицом к окну, спиной к тахте – то есть – к отсутствию; переживаю.

Стёкла обоих окон, южного и западного, в мелких каплях, как в испарине, – непроглядно. Проедет машина по тракту, свет фар на стёклах мелкими мазками, как на импрессионистической картине, сколько-то позолотится, прошла машина – и картины нет; другая едет – и картина повторилась. В глазах пятнится.

Накинул шапку и телогрейку. Вышел на улицу. Тепло в лицо волной – как радостною вестью.

Сердце забилось – так – на всё пространство; и пусть колотится, стою, не унимаю.

Дождик. Тьма кромешная – накрыла. Только в окнах соседского дома горит свет. Окна в моём оттуда, изнутри, лишь блики из камина озаряют.

У меня в доме тихо, у соседей шумно: Флакон, Валя-бичиха и Колотуй засветло ещё к ним, к соседям, видел я, по одиночке подтянулись.

Блестит от дождя освещенная из окна черёмуха в соседском палисаднике – из общей темноты выделилась. Моей берёзы будто нет, как капает с неё скопившаяся на её ветвях и серёжках морось, только и слышу; с неё и с крыши.

Стою. Думаю: то пусто, то густо; нынешний день приёмный прямо.

Ждах соскорбящего, и не бе, и утешающих, и не обретох.

Что забегал Володя, рад, конечно.

Так вдруг к Молчунье прикоснуться захотелось, твёрдым зрачком в чёрствый сосок груди её уткнуться и увидеть…

Но вдруг и это не спасёт – как испугался.

Вспомнилось вдруг:

Посёлок Усть-Кемь, в двадцати четырёх километрах от Ялани, на Ислени, такая же вот погода – оттепель. Мы приехали туда из Ялани на мотоциклах, и