Не собиралась смущаться, но что-то в интонациях его голоса, в самой этой фразе есть такое, что лицо опаляет жаром.

Откупорив бутылку, Арендар разливает в бокалы светлое игристое вино, источающее хмельной персиковый аромат.

Наконец беру себя в руки – насколько это возможно, когда красивый мужчина ласкает тебя неотрывным взглядом золотистых глаз – и задаю вопрос, ответ на который мне обещали дать на ужине:

– Почему ты подошёл ко мне на инициации?

Отставив бутылку, Арендар внимательно смотрит на меня, будто ищет ответ на этот вопрос. Я обхватываю бокал ладонями – плевать, если это не по этикету – и вдыхаю насыщенный аромат. Даже запах вина пьянит. Арендар поднимает свой бокал. Неотрывно глядя на меня, делает маленький глоток. На мгновение его зрачки расширяются, и снова золотистые радужки занимают положенное им пространство.

– Мне доложили, что прибыла девушка из непризнанного мира, – окутывает меня бархатом голоса Арендар. – Я собирался только взглянуть на тебя. Не знаю, что на меня нашло, но я остановился, а потом… – Он невесело усмехается и делает глоток побольше. – Ты сама знаешь, что случилось дальше.

– Лучше не напоминай.

Я и так прекрасно помню: и бурную реакцию свидетелей инициации на его заботу обо мне, и то, как он меня на руках нёс, и приглашение в ложу, и спасение от кары Фабиуса. И то, как неожиданное перенеслась к нему нагишом, тоже помню слишком хорошо.

Пробую вино: в сладости персика чувствуются нотки ореха и ещё чего-то слегка терпкого, но приятного. Улыбнувшись этому солнечному вкусу, признаюсь:

– Так хочется, чтобы об этом перестали судачить.

– Со временем всё забудется… Но я придумал, как решить часть твоих проблем уже сейчас. –  Арендар улыбается. В ответ на мой вопросительный взгляд он указывает на угощения. – Расскажу чуть позже, а пока отдадим дань стараниям повара. Вести серьёзные разговоры на голодный желудок – плохая примета.

А мне почему-то приходит шальная мысль, что таким образом Арендар подстраховывается на случай, если я, получив ответы на свои вопросы, предпочту сразу уйти.

Эта догадка сковывает меня смущением, но первые же вопросы Арендара о моём мире ломают преграду неловкости: я рада поговорить о Земле, вспоминать, объяснять. Особенно такому чуткому слушателю. В ответ Арендар рассказывает о трудностях, с которыми столкнулась его мама, попав на факультет боевой магии. Мне повезло: сейчас на подобное вторжение девушки в мужскую среду смотрят снисходительнее. Отчасти благодаря бывшей императрице, доказавшей, что женщина способна воевать.

Поужинав, мы перебираемся в кресла у камина. Я удивлённо оглядываю тарелку с фруктами и, что примечательно, с виноградом, которой не было на столике, когда я входила, но быстро догадываюсь, что это доставили с остальными блюдами, просто я не заметила за широкими спинами слуг.

Арендар снова наполняет и подносит мне бокал с вином. Помедлив, проводит освободившейся рукой над камином, и затухающее пламя взвивается с новой силой. Тепло волной доходит до меня, овевает раскрасневшееся лицо. Приподняв бокал, разглядываю сквозь него языки огня. Они придают вину янтарные и золотые оттенки, словно в бокале у меня само пламя. Лёгкость в голове и теле намекают, что этот бокал будет лишним.

С некоторым сожалением я опускаю бокал на колено и отщипываю несколько виноградин. Большие, сладкие, без косточек – они напоминают о доме.

Проследив за отправившимися в мой рот ягодами, Арендар усаживается в кресло напротив, покачивает свой бокал.

– Что там случилось между тобой, Вильгеттой и Фабиусом?

И вот надо было испортить такой замечательный вечер воспоминаниями об этих… нехороших существах. Поморщившись, делаю пару глотков и, снова поморщившись, отмахиваюсь:

– Вильгетта защищала своего принца от страшной и ужасной человечки, коварно его околдовавшей с неизвестными, но явно дурными намерениями.

Арендар заламывает бровь, и только на миг потемневшие глаза выдают его более эмоциональную, чем он хочет показать, реакцию на мои слова.

– Но Вильгетта так спешила, что споткнулась и упала прямо в момент трансформации. Я только в сторонку отошла, а она… – Развожу руками. Снова делаю глоток. – Что касается Фабиуса… Трепетный он у вас, к критике нетолерантный, – последнее слово даётся неожиданно трудно. – Но я ведь и предположить не могла, что это его освежитель воздуха плесенью воняет. Я просто сказала, что неприятно пахнет. Ты не знаешь, Фабиус, случайно, не сам освежители воздуха делает?

– Не знаю, – улыбается в бокал Арендар, его обращённые на меня глаза снова темнеют.

– Наверное, сам, иначе с чего ему так оскорбляться на моё замечание? – Снова обращаюсь за помощью к бокалу. Он внезапно почти пуст, и я задумчиво разглядываю перекатывающееся на дне вино. – Спасибо, что спас и предупредил, что таким способом наказывать нельзя.

– Я понимаю, как трудно тебе приходится. У мамы были похожие проблемы: неприятие её происхождения, доставшегося ей факультета. А ведь на боевой она попала из-за того влияния, которое оказали на её характер свалившиеся беды. Возможно, результаты твоего теста продиктованы подобными