В конце блокнота была сделана запись: «В 5 ч. вечера встреча с “Р”». Неужто с Ряжским? Странно: они служили по разным ведомствам; что же могло их связывать?
А когда скончался Сипяго? Мертвым его нашли, как мне было известно, вскоре после пяти часов. Что это, совпадение?
И что могла означать эта «форма 511»? Душой я чувствовал, что ничего хорошего она не означала…
Однако же, ну и в змеюшник я, оказывается, попал! И в данной ситуации, когда мы были полностью отрезаны от остального мира, я решительно не знал, что мне сейчас в этой связи предпринять…
Покуда же, спрятав свою находку на прежнем месте, я спустился в гостиную.
— …К слову, — продолжал свой рассказ генерал, — этот самый Тайный Суд существует, извольте знать, еще со средних веков, а может, и долее! Он призван для того, чтобы в этом мире восторжествовала истинная справедливость, когда наша фемида оказывается, как в данном случае, бессильна. Очень закрытая, как я слышал, организация.
— Коли такая закрытая — то как же вы слышали? — недоверчиво спросил Петров.
— Читал, читал в одной журнальной статейки, а уж как господин журналист проведал, не имею чести знать. У них свой отличительный знак имеется — четыре латинские буквочки: S. S. S. G. G., что означает «Stock», «Stein», «Strick», «Gras», «Grein».
— «Палка», «камень», «веревка», «трава», «страдание», — перевела Дробышевская.
— Именно так! Это обозначение видов кары, к которой приговаривает виновного сей суд. И нет в мире силы, коя могла бы назначенную кару предотвратить! Причем приговоренный заранее получает приговор в виде одного из этих слов.
— Ну, господа журналисты у нас еще и не такого наврут, — недоверчиво сказал Петров.
— Да-с! Но не в данном случае! Ибо мне доподлинно известно, какая участь постигла убийцу генерала от артиллерии Валериана Валентиниановича Богоявленского[26], с которым я имел честь быть лично знаком еще со времени Болгарской кампании.
— Это которого — еще в девятьсот пятом году? — спросил молчун Кляпов.
— Да, именно тогда он и был злодейски убит. Вроде известная история — да не совсем.
— Но там же революция была, — сказал Грыжеедов, — там его, я в газете читал… там его — вроде бы какие-то анархисты.
— Э-э, у нас в ту пору все на анархистов и прочих революционистов списывали, но мне, уверяю вас, доподлинно известно: по крайней мере
— Кто ж это был? — спросила княгиня.
— Кто?! О, подлинный вурдалак! В некотором смысле пожиратель детей… И прозвище-то у него было — Черный Аспид.
— Черный змей… — прошептала Дробышевская.
— Да-с. А вот ктo он был — в точности вам не скажу, ибо узнал через десятые руки. Но то были руки весьма, весьма надежные, посему знаю наверняка, что его нашли повешенным в каком-то заброшенном доме. Власти тоже списали на самоубийство и никак не озадачились тем, что в комнате, где он висел, на стене было мелом начертано: «Strick». «Веревка», то есть.
Разумеется, в тот момент я совершенно не поверил во всю эту леденящую душу историю. В конце концов, правда, пришлось-таки поверить, когда оказался лицом к лицу с очевидностью, — но это уже — потом, потом… А в ту минуту я внимательно разглядывал слушавших. Теперь я смотрел на них уже в свете своей находки, но при этом старался не встречаться взглядом с тем, кого несколько минут назад увидел на обнаруженной мною фотографии.
Каких еще сюрпризов здесь, в этом змеюшнике, теперь следует ожидать?!..
— И полагаете, вашему Тайному Суду, — если он, конечно, вправду существует, — ему, вы думаете, по силам отыскать и покарать эту самую Клеопатру? — усомнился Грыжеедов.
На это Генерал воскликнул с уверенностью:
— Уж не сомневайтесь! Даже царям земным, я слыхал, не под силу уйти от него![27]
— И это все в, должно быть, той вашей журнальной статье написано? — краями своих тонких губ улыбнулся Семипалатников.
Генерал, уловив иронию в его словах, сухо отозвался:
— Ну, как угодно, сударь, хотите верьте, хотите — нет, я никому не навязываю. — Затем все же добавил с уверенностью: — Но сия Клеопатра от его кары, вот увидите, все равно не уйдет!
— Возможно, — лучше, чем я, скрывая иронию, сказала княгиня. — И возможно, ей — поделом. Но в данном случае… Уж простите, я сейчас думаю как хозяйка данного заведения… В данном случае, — я имею в виду смерть господина Васюкова… то есть, Ряжского… в данном случае она едва ли повинна, ибо трудно себе представить, что эта особа сейчас находится здесь, среди нас. Кроме того, пока что вообще не установлено, что смерть Васюкова-Ряжского вызвана…
— …Чисто! Никакого яда в вине не было! — провозгласил профессор Финикуиди, входя в гостиную и торжественно потрясая бокалом, который он держал в руке, как и дoлжно, через платок.
