поняла, что схватила. Отрубленная костяная башка. Едва совладав с рвотным рефлексов, была вынуждена снова бежать. Этот гадский малум сильно оскорбился, что я потревожила покой его почившего соплеменника, и вознамерился расправиться со мной особо жестоко. Да не рассчитал, что Сонор только и ждал, когда тот приблизиться на расстояние удара. Вскоре и вторая голова откатилась к первой.

Пока я развлекала своего противника, друзья-товарищи совместными усилиями расправились с оставшимися. И теперь пытались найти живых мономорфов.

– Спасибо, дорогой, – просипела гному. – Век не забуду помощи.

– Да что там, – оскалился Сонор. – Всегда обращайся. Это дело мы любим.

Он от души пнул труп малума.

– Смотрите-ка, как интересно, – услышала голос Палиано. – Груша, взгляни.

Я поковыляла ближе к Сердцу, где стоял декан, попутно осматриваясь. Тела, много тел. Как мономорфов, скрючившихся в позе зародыша, так и малумов. Похоже, прежде чем мои сородичи лишились ипостасей, здесь кипела битва.

– Узнаешь? – когда я все-таки добрела, спросил декан.

Взглянула на композицию из двух тел, что сплелись на самом алтаре, где не так давно я стала женой Альдамира. И оба участника мне были знакомы: Альфред и Филипп. Притом израненный средний брат так и не выпустил из объятий не менее окровавленного старшего. Видимо, до последнего не давая Филиппу совершить непоправимое. Вот только коварный старшенький все-таки успел, черный кинжал нашел свою цель, пронзив Сердце. В месте удара оно позеленело, будто неизвестный металл отравлял его, словно яд. И пораженная зона постепенно расширялась.

– Не, я ни на что не намекаю, но, похоже, один из братцев нашего принца – предатель и якшается с малумами, – протянул Сонор, нарушая тишину. – Во дела-то!

У меня не нашлось слов и доводов, чтобы доказать обратное. Как бы ни верил Альдамир в то, что братец не при чем, ситуация была весьма красноречивая. Филипп так и не разжал пальцы, держась за рукоятку кинжала, торчащего из Сердца.

– И что дальше? – приблизилась ко мне Лаура. – Что делать с Сердцем? Я сомневаюсь, что с этой штукой ему хорошо.

– Что! – сама не ожидая от себя, взвилась я. – Вытаскивать, конечно!

И протянула лапку, чтобы взяться за рукоятку чуть выше пальцев родственничка.

– Не трогай, дурная! – по ладони долбанули.

Я зашипела и повернулась, намереваясь сдать сдачи. Да только красноречивое лицо Торони сказало, в отместку мне полетит еще что-нибудь мерзкое. Тут же пришел стыд. И правда, чего это я? На подругу накричала, полезла хватать незнакомую и явно опасную штуковину. Вот, дура!

– Прониклась? – усмехнулась гаргулья. – Вот и славно, давайте дело делать.

Вместо того чтобы взяться за кинжал, она обхватила пальцы Филиппа, сильнее прижимая их к рукояти, а потом потянула. Кинжал с треском, достойным гремучей змеи, неохотно покинул Сердце. Рана моментально затянулась, вот только зелень никуда не делась.

– Так-так, и как это понимать? – разочарованно протянула Торони. – Может, магией жизни его подлечить. Свет, кто у нас там, на ногах, в состоянии подлатать Сердечко?

– Боюсь, с этим проблема, – покачал головой Палиано. – Либо уже вне стен академии, либо на полу. Попробуй, лечебку запустить. Вдруг поможет.

– Как скажешь.

Гаргулья, не медля, отправила заклинание, вот только оно отскочило от Сердца и вернулось, даже краем не задев ядовитого пятна.

– Так, господа студенты, какие есть у вас соображения? – в голосе преподавательницы слышалась досада. – Вы же у нас умненькие.

– Прижечь, – почти сразу предложила Кора.

– Попробовать промыть, – пожала плечиками Лаура.

– Вырезать поврежденный участок, – пробасил Сонор, вытаскивая из ножен немаленький такой ножичек. – Вот, заговоренный.

Я молчала, глядя на Сердце. Оно чуть заметно пульсировало и тихонько пело, так протяжно и тоскливо, будто плакало. На глазах появились слезы, так жалко его стало. Действуя по наитию, подошла вплотную, протянула руку и погладила, ощутив не твердое тело, скорее, теплую воду. И тут же почувствовала невероятную любовь, проникшую, казалось, в каждую клеточку тела. А потом пришла горечь. Я не слышала, скорее, понимала, что оно жаловалось, не могло понять, почему родное дитя его предало.

– Прости его, – зашептала, забыв обо все на свете, желая лишь одного, чтобы горечь ушла. – Он безумен, болен, но есть и другие. Они тебя любят, нуждаются. Не могут без тебя жить. Скажи, как тебе помочь? Что сделать?

Я водила по поверхности ладонями и плакала. Вытирала кровавыми пальцами слезы и снова гладила, не замечая, что уже давно вожу по изуродованному месту. А Сердце все пело и пело. В унисон мелодии моей души, в ритм моего дыхания, подстраивая себя под меня, или же, наоборот, неважно.

– Твою ж Непроизносимую… Предопределение, спасибо…, – фразы, кажущиеся слишком чуждыми, ворвались в песню, разрывая наше единение. –