порогу.

– Чтобы узнать правду, нам остается только одно, – произнес Люсьен, но никто из друзей не сдвинулся с места.

Аэрон знал причину, по которой ноги сами понесли его вперед. Его память услужливо нарисовала перед его мысленным взором картины той темной судьбоносной ночи.

– Нам придется убить их! – хрипло выкрикнул Сабин. – Вспомните, что они сделали с Баденом.

– Мы сделали достаточно, – как обычно, спокойно ответил Люсьен. – Мы причинили им и тем, кого они любили, гораздо больше боли, чем они нам.

Холодная ярость пропала с лица Сабина.

– Значит, тебе нет никакого дела до Бадена? – спросил он.

– Я любил его так же сильно, как и ты. Но новые разрушения не вернут его, – произнес Люсьен.

Аэрон отвернулся и сплюнул, не в силах смотреть Сабину в глаза, где плескалась боль, находившая отражение в его собственном сердце.

– Я не могу больше терпеть. С каждым днем в моей душе все больше тьмы, – произнес он. – Мне нужен мир, убежище.

– Я лучше умру, чем позволю хотя бы одному охотнику жить, – возразил Сабин.

– Мы убили того, кто отсек ему голову. И этого, думаю, вполне достаточно, – отрезал Аэрон.

– Достаточно? Я держал безжизненное тело Бадена в собственных руках. Его кровь текла прямо мне в душу. И вы хотите, чтобы я ушел? Да вы хуже охотников. – Произнеся эти слова, Сабин перешел в атаку, вытащив свой меч еще до того, как Аэрон ощутил это.

К честному бою Аэрон отнесся бы с пониманием. Но нападение исподтишка было для него чем-то из ряда вон выходящим. Отбив нападение, Аэрон подумал, что ему очень хочется уйти. Уехать из Греции, оставить в прошлом войну и ненавистные воспоминания. Но Сабин и некоторые другие все еще жаждали крови.

Именно тогда Владыки окончательно разделились.

Теперь Аэрон рассматривал этих воинов, которых, как он некогда считал, он прекрасно знает, что оказалось неправдой. Они выглядели такими же, какими он их запомнил, хотя их одежда, конечно, изменилась, ведь наступили совсем другие времена. Гидеон покрасил волосы в синий цвет, но выражение его светло-голубых глаз было более чем хищным. Это напомнило Аэрону Люсьена в тот единственный день, когда он вышел из себя и ничто и никто не смогли удержать его.

Камео все еще была самой очаровательной женщиной из всех, которых он видел, но одного взгляда на нее было достаточно, чтобы вызвать желание нанести себе удар в сердце. Страйдер тоже был красив, хотя годы оставили отпечаток жестокости на его лице. Аман отказался от своих мантий в пользу черной рубашки и джинсов. «Где же Кейн? – спросил себя Аэрон. – Неужели охотники добрались и до него?»

Сабин и его соратники стали медленно подходить. Аэрон не отрывал от них глаз, пока вместе с остальными тоже двигался навстречу бывшим друзьям. Смертные быстро освобождали им путь, и в итоге два отряда встретились посередине танцпола.

– Что вы здесь делаете? – требовательно спросил Люсьен.

Аэрон заметил, что друг говорит по-английски, вероятно чтобы танцующие не поняли его слов.

– Я могу задать тебе такой же вопрос, – ответил Сабин на том же языке.

– Пришел ударить в спину кого-нибудь еще, Сомнение? – спросил его Аэрон.

Сабин двинул нижней челюстью.

– С тех пор прошла пара тысяч лет, Ярость. Ты когда-нибудь слышал о штуке, которая называется прощением?

– Забавно слышать об этом от тебя.

Мышца под правым глазом воина задергалась.

– Мы пришли сюда не для того, чтобы сражаться с вами. Мы здесь, чтобы биться с охотниками. Они в городе, если вы еще не в курсе.

Аэрон фыркнул.

– Мы в курсе, – произнес он. – Это вы привели их сюда?

– Это вряд ли, – ответил Сабин и провел языком по зубам. – Они узнали о вас еще до нашего появления.

– Как?

Сабин пожал плечами и произнес:

– Я не знаю.

– Сомневаюсь, что вы проделали столь длинный путь и приехали в Будапешт только для того, чтобы сражаться. Вы вполне могли бы остаться в Греции и заниматься тем же самым, – произнес Люсьен, и в его голосе прозвучал легкий намек на раздражение.

– Хорошо. Хотите услышать правду? – спросил Страйдер. Он распростер руки, чтобы показать, что на его теле нет оружия. – Нам нужна ваша помощь.